Дети, которые хотят умереть

Когда ученик школы Катаны решает достойно умереть и встает на колени, над ним поднимает меч другой ученик, его соклановец. Решившийся ученик вспарывает чрево, демонстрируя миру чистый Дух, скрытый в грязных кишках, и в тот же миг меч соклановца опускается на склоненную голову, рубит с плеч. Никто не успевает увидеть муку на лице убитого.

Это не касается отчисленных. Наказанных учеников не сопровождают в Пути, все видят на их лицах стыд и страдание. Слезы и боль. Головы отрубают лишь после смерти.

– Бред! – крикнул Буглак. – Конечно, рубить надо полностью. Никаких полумер! А директор – ничего, оботрется.

Ученики одновременно заскребли ручками по тетрадкам: …оботрется.

Буглак велел Марине Ягодке прочитать классу легенду о подвиге самурая во время штурма замка Хара.

И Марина рассказала, как на гонца-самурая напали враги во время доставки сообщения от господина передовым отрядам. Самурая перехватили, ранили в плечо и забрали письмо. Опозоренный, он совершил сэппуку.

Андрей покачал головой. Амида Сугияма по-другому рассказывал легенду о штурме замка Хара. После ранения самурай поднялся, догнал и покарал обидчиков, а письмо доставил господину – так рассказывал наставник.

В Кодзилькинской школе Катаны достойная смерть была господином у достойной цели. Здесь учили совершать сэппуку при первых же трудностях.

Груда гравия вздымалась к красному вечернему солнцу. Группа учеников высыпала щебень из мешков. Андрей стоял в центре пыльного облака и всматривался в два размытых силуэта на полынном поле. Тонкая высокая тень прилипла к низкой.

Вспомнилось, что Гера Ява достаточно сильна и носит катану. Амурова либо подчинится озабоченной уродине, либо умрет.

Андрей ничего не должен Амуровой, это наложницу связали два противоречащих долга ему – благодарность за спасение и месть за брата. Но сердце у Андрея сейчас бешено стучало.

Раздался тихий вскрик за пеленой пыли.

Спокойно, ученики оставили мечи на крыльце. Амуровой сейчас ничего не грозит. Кроме того, что Ява вылижет языком пыль на спелых шариках Риты.

Волчья морда внутри оскалилась.

Проклятье, почему меня это волнует? Андрей дернул волосы на голове.

Широкоротик, живо выбирай.

Но я уже выбрал! Когда дрался с Красоткиным. Никакой памяти.

Тогда живо действуй.

И Андрей вылетел стрелой из облака пыли.

Серые пальцы Геры стиснули руки Риты, острые колени прижались к бедрам наложницы. Желтый череп тянулся к спокойному лицу, глаза на рябом лице Явы лихорадочно блестели.

– Ява-сан, – ровно сказала Рита, – ты почти оскорбила меня. Отпусти.

– Иначе что? – ухмыльнулась Гера, – У тебя нет катаны, наложница. Только пустые ножны между ног. Влажные нежные ножны, м… Хочешь, я их наполню?

Сбоку возник Андрей. Убийца оябунов схватил кисть Геры и вывернул лучезапястный сустав наружу. Тело Геры резко обмякло – защитный инстинкт против перелома, – послушно перекувыркнулось прочь от Риты.

Прежде чем Гера уткнулась в полынь тонким носом, Андрей дернул ее за острое плечо вверх, удержав на ногах. Никакого урона чести Явы. Никакого повода для мести.

– Не прикасайся к ней, – бросил Андрей.

Гера стояла в растопырку и в шоке смотрела на Андрея. Плоская грудь вздымалась.

– Тебе же плевать! – крикнула Ява. – Ты сам сказал!

Пыль скрыла краску, вспыхнувшую на щеках Андрея. Он надеялся.

Нет ничего позорнее, чем нарушить первый постулат Долга чести перед именем. Чем обличить себя во лжи.

– Амурова-сан – моя вещь, – сказал Андрей единственное, что могло хоть как-то оправдать. – И еще не отплатила мне долг. А так-то мне плевать.

Из окна школы раздался крик учителя Зенина:

– Ученики, вы не работаете? Что-то случилось?

Сингенин, Ява, Амурова одновременно поклонились школе, крикнули:

– Нет. Простите, сенсей.

И двинулись за новыми порциями отсева щебня. Ветер раздувал кимоно и пустые мешки в руках.

Амурова шла сзади почти вплотную к Андрею. Наложница. Его вещь. Так он сказал, и теперь это должно стать правдой. Самурай ведь не врет.

Алтарики

1

Андрей не дышал, пока умывался в туалете на восьмом этаже общежития. Писельники, умывальники, подмывальники, плитка пола в мокром порошке – отовсюду поднимался запах ненастоящей морской свежести. Запах иллюзии. Запах обмана.

Самурай обязан быть чистым, и Андрей спешно смывал каменную пыль с лица и волос. Пока не закончился воздух в легких. Еще нужно успеть набрать бадью, чтобы сполоснуться у себя в комнате. В туалетах никто не подмывался, ибо позор покрывает не бьющего в спину, а неготового к бою. Попробуй-ка останови полет острой стали только намыленными руками.

В комнате Андрей свет не включил, плотно задернул тонкие занавески на окнах. На ниндзюцу учили: чтобы видеть в кромешной тьме, погрузись в нее, живи в ней, созерцай каждый день, хотя бы пол-урочника или урочник. И тогда ты привыкнешь к мраку, станешь частью непроницаемой ночи. Или она – твоей? Как-то так.