Дети Солнца (СИ)

Теперь он даже двигался по-другому — видно было, что идет по своей земле. Хельга снова подивилась, как много в нем, все-таки, от медведя. Когда в деревьях показался широкий просвет, Скъегги скинул с плеча мешок и вытащил из него мех с брагой.

— Давай… За возвращение.

Хельга сделала несколько жадных глотков. Она предпочла бы воду, но брага была не противной: освежающей, терпкой, с кислинкой. Скъегги рассмеялся:

— Пей, пока лес не повеселеет.

Они передавали мех друг другу и опустошили его полностью, пока дошли до воды. Солнце к тому времени уже перевалило за середину неба.

Дом торчал на прежнем месте — гигантская серая жаба на паучьих лапах, раскорячившаяся на спине озера.

Скъегги велел ждать, а сам прошелся вдоль берега, что-то высматривая. Вернулся, обнял Хельгу и поцеловал в губы. Держал долго, пока земля не поплыла из-под ног. Хельга схватилась за широкие бока, чтобы не упасть, и тогда он отстранился, облизываясь.

— Хотел бы я, чтобы ты по-другому вошла в мой дом. Но нашу лодочку кликнуть не могу. Долго не был, потерял связь со всем, чем владел. Придется искупаться. Давай одежду — может, донесу сухой.

Хельга разулась, сняла накидку, платье — и замешкалась. Колдун засмеялся:

— Всё снимай!

Он уже освободился от куртки и стягивал сапоги.

Поколебавшись, Хельга скинула рубаху — и перехватила веселый, жадный взгляд, от которого кровь прилила к щекам, к груди, в шее. Сразу захотелось закрыться — но она знала, что закрываться от него больше не надо.

«Муж. Это мой муж», — сказала она себе. Хмельная, Хельга чувствовала свое тело как чужое: вот оно подобралось, стало более упругим, и по нему разлился приятный жар.

Скъегги запихнул одежду в мешок, пристроил на нем сверху две пары сапог и для прочности примотал веревкой. Цокнул языком:

— Скофти был прав, ты жадная. И горячая. Значит, не замерзнешь!

Без одежды Скъегги больше походил на человека. Кожа его, от природы смуглая, сейчас, по весне, поблекла и побледнела, однако шея и лицо уже успели загореть. Хельга не могла поверить, что он старше ее отца. Жилистый, широкогрудый, широкий в поясе, но без лишнего жира. На груди и лобке волосы светлее, чем на голове. Не рыжие — золотистые. Мужское его орудие, вздыбленное, плотно притиснутое к животу, под ее взглядом шевельнулось, как отдельное от Скъегги существо.

Темная, недавно из-подо льда вода оказалась по-летнему теплой, а еще мягкой, мыльной. Что это — колдовство Скъегги? Или она так разгорячена, что не замечает холода? Нет, видимо, все-таки колдовство: между телом и водой словно образовалась пленка из масла. Вода ласково гладила тело. Оно казалось смуглым, загорелым, как от другого человека. И красивым. Хельга никогда не думала, что может быть красивой, как никогда до встречи со Скъегги не чувствовала себя желанной. Она вертелась, пытаясь рассмотреть себя всю. Скъегги уже шел к дому, раздвигая воду грудью, высоко подняв мешок. Хельга поплыла за ним и догнала только у мостков — так уверенно и быстро он двигался. Схватила сзади за бока — он как раз забрасывал мешок на мостки. И тут же отпустила, смутившись. Скъегги обернулся с улыбкой во всю рожу, схватил ее за плечи, прижал к себе:

— М-м-м-м!

Закачался с ней в воде, завертелся вправо-влево, жмурясь, мыча и постанывая от удовольствия. Он был холодным и как будто закостеневшим. Что же, он заколдовал озеро только для Хельги? Нет, скорее — ее саму. Иначе доставили бы ей удовольствие объятия колдуна? Скъегги крепко поцеловал ее в макушку и подтолкнул к лесенке на мостки. Поднялся следом, отпер дверь со словами:

— Ну, жена, вот твои владения. Дом запущен и неказист, посмотрим, что ты с ним сделаешь.

Хельга вступила в темную пыльную горницу, вдохнула запах сырой шерсти, горькой золы от очага. Возбуждение преображало ветхие серые стены, грязный пол, груду одеял на кровати. Всё казалось интересным и таинственным, как тропа в лес, всё обещало приключение.

Она расплела косу, выжала сырые волосы. Они облепили спину и плечи, и сразу стало зябко.

Скъегги вывалил на стол одежду из мешка:

— Пристрой куда-нибудь. И вымети дом. А я займусь очагом.

Хельга оделась полностью, Скъегги же только набросил на плечи куртку, хотя в доме было холодно — холоднее, чем снаружи. Его исподнее и штаны Хельга повесила на деревянный костыль, вбитый в стену у входа. Скъегги продолжал потрошить мешок, и в затхлом воздухе поплыли запахи съестного: острый — сушеного мяса и слабый, кисловатый — сухарей. Пустота в животе стала еще неприятнее.

Хельга распахнула дверь — проветрить горницу. Нашла в углу веник из березовых прутьев, смела пыль и мусор в широкую щель у порога.

Скъегги выгреб золу, сходил за водой и тщательно умыл каждый камень очага, а после принялся рисовать на них золой колдовские знаки, как тогда, у родника. В центр очага положил полученный от Асдис камешек.

Закончив с этим, он развел огонь. Дрова брал березовые, сухие, из запаса в доме, и пламя загорелось яркое, чистое. Оно отражалось в лоснящихся камнях как в ручье.