Дети Солнца (СИ)

Она слышала за спиной треск пожара — ворчание призрачного зверя. Оборачиваясь, видела между деревьями как будто золотые и кровавые окна. Ей казалось, что из них смотрит другой мир, чуждый людям, но близкий лесу. Совсем недавно она готовилась заглянуть туда.

Потом озеро и пожар отдалились, и тьма сомкнулась за деревьями, и упала тишина. Хельга пробиралась через лес, по мху, между колючими ветками. Чувства притупились, она механически передвигала ноги, потому что для того, чтобы остановиться, нужно было усилие воли. Услышала сбоку, в паре шагов, шаги и дыхание — и даже не испугалась. Ну, дышат и дышат, что с того? Она даже не сразу повернула голову. А когда наконец посмотрела в ту сторону — скорее случайно, чем по своему желанию, — увидела женщину в просторном темном платье и платке. Невысокая, кругленькая, женщина шагала быстро и пружинисто, как Рагнхильд. Лица в темноте не разглядеть.

— Почему лес мне не помогает? — спросила Хельга.

— Почему ты решила, что тебе не помогают? — ответила ее спутница, и Хельга узнала мягкий голос Иви, жены жреца Хейкки из Синяков.

— Я сейчас упаду, — сказала Хельга. — Усну и замерзну насмерть.

— Что за ерунда? Замерзнуть весной? Молодая, здоровая — выберешься.

— Раньше лес был добрее. Когда-то меня несли отсюда. Подхватили и несли. А сейчас я даже не знаю, куда иду.

— Раньше ты была меньше. Сейчас-то зачем тебя носить? Столько прошла, столько сделала — чего с тобой возиться как с ребенком?

Хельга вздрогнула — снова крикнула ночная птица. За деревьями мелькнул желтый свет — как от фонаря со свечой внутри. Хельга всматривалась в темноту, и ей чудилось движение. Но больше ничего не менялось, и она устала ждать нового доказательства того, что там кто-то есть.

— Почему Асдис так и не стала богиней? — спросила она у спутницы. — Почему сила не для человека? Ведь собирали ее от людей? Отец управляет многими воинами — разве ему не по плечу управляться с силой многих?

Иви ответила:

— Отец твой справится с сотнями воинов. Может, и с тысячами. А кто справится с болью целого народа? С болью его богов? Много лет назад здесь была большая война, большая беда. С тех пор эта земля больна. Понимаешь? Люди моего народа забирают у нее эту боль, каждый по силам. И проживают в себе. И оставляют детям. Но это наше дело. Наша боль. Наша память. Зачем бы твоему отцу брать на себя часть этого груза? Потому что женился на девушке из наших? Но нашим он не стал. И ты вряд ли станешь. У тебя кусочек этой боли. Кусочек памяти о роде Хеймо. Маленький, но зачем тебе больше? Если проживешь в себе и передашь эту память своим детям — то и хорошо. У твоего народа своя память, свои боли, свои боги.

— Но ведь вас осталось мало. Куда вам столько боли? Куда денется боль, когда вы исчезнете?

— Этого я не знаю.

— Мне надо было остаться со Скъегги? Я думала только о себе. Я испугалась. Из трусости я предала свою судьбу — жить с одним из вашего народа.

— А ты точно знаешь, что твоя судьба в лесу, в домике на сваях?

— А где она, моя судьба? — спросила Хельга.

Но на этот раз ответа она не получила. Темно и пусто было в лесу, и никто не шел рядом.

Хельга брела через лес, спотыкаясь. Мокрая коса оттягивала голову назад, в сапогах хлюпала вода. Постепенно тьма стала иссякать. Перед глазами плыли деревья, мох, кусты черничника. Какие-то люди обступали ее, втолковывали что-то неразборчивое, но важное. Когда они исчезали, с ней говорил лес — языком темным и страшным. Слова падали в память, застревали и умирали там, как мухи в патоке.

Когда взошло солнце, лес отступил, и Хельга вышла к лугам рядом с усадьбой Гисли. Здесь могли встретиться люди, поэтому она натянула сырое платье с обгоревшим рукавом. Холодная ткань облепила тело, и ее затрясло. «Да у меня жар!» — удивилась Хельга. Попыталась глотнуть — да, горло болит, опухло. Она давно могла бы понять, что простыла, но как-то было не до этого. «Ничего. Мне только дойти до ворот», — подумала она. Надела жалкую, темную от влаги накидку и направилась через луг по яркой зеленой траве, под утренним ветерком.

В ворота стучала долго, колотила руками и ногами. Должно быть, у Гисли боятся гостей из усадьбы. А вдруг просто никого нет? Она же не знает, что происходило здесь, по эту сторону болот. Может, здесь и людей-то не осталось. Никого!

Она закричала, срывая голос, бросилась на ворота с разбегу, используя тело как таран. Билась еще и еще, не чувствуя боли. Створки тряслись, скрипели, но не поддавались. Наконец она услышала сверху голос:

— Эй! Хельга, ты? Сейчас!

Со стены с ужасом смотрел на нее Гисли — в кольчуге, со шлемом на голове. Хельга никогда не видела его вот таким, грозно вооруженным, готовым к бою. От румянца его не осталось и следа, щеки ввалились. Но лицо было до боли знакомым, родным. Боги, неужели она готова была отказаться от них всех? От людей, которых знала с детства?