Децимация

– Ты меня, Аркадий, пойми… – перешла она на «ты». – Я не знаю, что мне делать. То ли в речку, то ли застрелиться. Кругом хаос, неопределенность, одиночество… что делать? Аркадий, пойми, я как птичка, попавшая в силок. Вы не ловили птиц? Нет… а мы в детстве, в имении дяди, занимались этим. Поймаешь одну птичку, привяжешь веревочку к ее ножке, посадишь на землю, а сверху сеть. Сами отойдем подальше и дергаем веревочку, птичка кричит, к ней летят другие, а мы опускаем сеть и ловим их. Но вот что интересно… эта птичка на веревочке больше двух дней не выдерживала. Умирала. А я представь – уже три года, как та птичка. Дергаюсь, во сне кричу, тоскую, а выхода не найду. Для меня недавнее событие, эти встречи – словно окошечко в глухой закрытой клетке. Не вини меня в этом. Я понимаю твои чувства, они для меня не секрет. Но в них больше жалости, чем понимания. А жалость страшнее, чем обида. И ты для меня, честно скажу, тоже отдушина в этой злой жизни. Я не могу сказать, что я к тебе испытываю такие же чувства, как ты ко мне. Но ты чистый, талантливый, стремящийся к высокому мальчик, и мне приятно быть тобой, вести разговоры, делиться заботами. Я же так, как с тобой, с родителями не говорю. Пойми меня правильно… я ведь старше тебя. Я боюсь любить военного, – после встреч со мной их ждет смерть; остаются мне гражданские… но они так серы и безлики, что их и видеть не хочется. И вот появилась яркая личность в нашем городе – и потянулась я к нему. Прости меня за это и не считай, что я тебя предала или сделала тебе что-то плохое. Я уверена, что после встречи со мной гражданские не погибнут, как военные на фронте.

Но ошибалась Татьяна. Через год, в Тихорецке, Николай Харито будет застрелен офицером. Ревность сыграла роковую роль.

Аркадий почувствовал, как во время исповеди Тани слезы наворачиваются на его глаза. По натуре чувствительный, он не позволял себе проявлять слабость на людях. Отвернувшись от Тани, старался вдавить слезы обратно в глаза. Потом повернулся к ней и впервые за все время их знакомства сам взял ее за руку.

– Татьяна Антоновна… Таня! Я люблю вас, вы знаете. Я люблю ваше горе и разделяю его. Но я понимаю, что мы далеки с вами по положению и происхождению. Пусть это будет так. Только не запрещайте мне любить вас.

Таня положила ладони рук на его голову и мягко поцеловала его в губы.

– Ты милый и такой искрений. Многим этого не хватает. Не обвиняй меня в происхождении. Революция отменила все звания и ранги. Смотри на меня, как на человека… и я, может быть, полюблю тебя. Вот закончится вся эта революция, война, наступит счастливая жизнь. Конечно, не прежняя. Мы не будем такими, как были… но так хочется быть счастливой и радостной!

– Да, уже не будет прежней жизни. Со вчерашнего дня в Харькове Советская власть. Знаете? А это значит, война будет продолжаться.

– Откуда у тебя такие упаднические мысли?

– От музыки… как сяду за инструмент, начну что-то подбирать, представлять будущее… а оно получается мрачным и ветреным.

– А ветреным почему?

– Не знаю. Чувство такое.

– Я все-таки верю, что все будет хорошо. Должна же когда-то закончиться эта проклятая волна! Не могут же люди жить так вечно. Неужели они так глупы и не жаждут нормальной, радостной жизни, а хотят только переживания и слез?! Я верю, что найдутся мудрые люди и прекратят войну и все безобразия. Должна быть такая уверенность, правда?.. Приходи к нам вечером, Аркадий. Папа и мама будут рады. Особенно отец – он до сих пор в восторге от нас с того вечера. Придете?

– Да.

– Аркадий, мы ж договорились на «ты»… и сама я не соблюдаю условия, а вы не можете перешагнуть через этот барьер. Давайте будем на «ты» везде и всегда. Договорились? Я не прощаюсь. Не злитесь на меня, мой юный рыцарь.

Таня вышла и через комнату Арины прошла к себе. Аркадий был взволнован этим разговором. Он сел за фортепиано и стал играть. Сначала лились нежные, акварельные звуки. Он вошел в другой мир – голубой, с цветами, освещенный розовым светом… казалось, этому неземному миру не будет конца. Но пальцы непроизвольно стали брать минорные аккорды, и в пастельном мире появились тучки. Они росли, становились все чернее и гуще, из них сверкнули молнии, сначала как искорки, потом как стрелы, достигающие земли, с громовым грохотом сжигающие цветы и уничтожающие последние остатки розовой голубизны.

23