Децимация

Он тронул клавиши рояля, и потекли первые аккорды мелодии. У Тани был небольшой, но чистый, будто оранжевый, голос. Хорошая музыкальная подготовка позволяла ей, несмотря на волнение, скрашивать недостатки в исполнении. Она смотрела в зал и видела, как Харито напрягся и со всем вниманием стал вслушиваться в музыку, а глаза впились в исполнительницу. Она отвела от него взгляд и, выбрав одну точку – отца и мать, смотрела на них. Она видела, как папа, немного приподняв руку, стал аккуратно, чтобы не видели другие, дирижировать ее исполнением. «Он же наизусть не знает романса! – удивилась Таня. – Собьет меня!», и она перевела взгляд на мать, которая, волнуясь за дочь, немного покраснела. Исполняя третий куплет, снова взглянула на Харито. Он продолжал внимательно слушать ее, и на его лице не было снисходительности, как раньше. «Он на меня смотрит или слушает? – мелькало в голове Татьяны. – Если скажет, что романс Аркадия ему понравился, а мне, что я прекрасно исполнила, я буду его. Если нет – сразу же убегу отсюда. А если солжет? Я пойму, все пойму!» Аркадий взял заключительные аккорды. Публика, несколько опешившая от неожиданного романса, молчала. Харито быстро встал и громко захлопал в ладоши. За ним захлопали другие.

Таня раскланялась, Аркадий, стоя, склонил голову. Харито подскочил к сцене и, взяв за руку уходящую Таню, остановил ее и уже с чувством не композитора, а мужчины, поцеловал ей руку. Прерывающимся от волнения голосом сказал:

– Это просто великолепно. Изумительно, мадемуазель… Костецкая!

Таня смущенно произнесла:

– А как сам романс? Вот и автор.

Харито взглянул на Аркадия:

– Прекрасно. Но это чистая романтическая классика, не современность.

«Не лжет, – подумала Таня. – Что делать? Я – его?!»

– Просто великолепно! – продолжал Харито. – У вас большое будущее впереди, мой юный композитор. Дерзайте далее.

Но больше он не смотрел на Аркадия, а все внимание направил на Таню. Они подошли к столику, и Харито крикнул лакею:

– Чистый бокал! – и снова поднес руку Тани к своим губам. – Давно не слышал такого романса. Сейчас все пишут приземленно, а это – возвышенно.

«Не лжет, – снова подумала Таня. – Раз говорит не об исполнении, а о романсе. Сегодня я буду с ним».

Гардинский удовлетворенно произнес:

– Николай Иванович, мон ше, это мой ученик.

– Вы всегда воспитываете таланты, мой учитель! – любезно ответил Харито. – А где же ваш ученик?

Аркадий был глубоко уязвлен, что на него обращали мало внимания и, когда услышал от Харито: «Идите к нам!», неторопливо подошел. Лакей наливал в бокалы шампанского, и Харито подал один Тане, другой – Аркадию.

– За прекрасную музыку, за юные таланты! – напыщенно провозгласил тост Харито, – он был уже пьян. – Пока в России есть такие дарования, наша музыка не оскудеет, – он взглянул на Гардинского. – А также такие талантливые учителя, как Антон Гаврилович. – Гардинский довольно улыбался. – За всех нас. И особо – за очаровательную исполнительницу! – он поклонился Тане и снова, в который раз, поцеловал руку.

Все выпили, и Харито, не обращая внимания на участников вечера, увлек Таню в угол залы. Аркадий, проводив их глазами, хотел уйти на свое место, но Ксения Черкас неожиданно обратилась к нему:

– Маэстро, – она обратилась к нему, как к известному музыканту, – вы не подарите мне свой романс? Я стану его первой профессиональной исполнительницей. Если вы пожелаете… – кокетливо добавила она.

Аркадий взглянул на ее накрашенное лицо и с удивлением обнаружил, что певица гораздо старше, чем казалась издали.

– Да, да! Подарю.

– Тогда пришлите мне ноты и партитуру… а может, вечером придете к нам в гости, в гостиницу…

Аркадий торопливо ответил:

– Мне вечером некогда, я занят в синематографе… вот, возьмите.

И он протянул ей папку с единственным экземпляром нот и, не попрощавшись, отошел в сторону. Он видел, как недалеко от эстрады, возле декоративной бочки с травяной пальмой, сидели Харито и Таня. Он держал ее руку в своих ладонях. Она, смущенно потупив глаза, слушала его. Но Аркадий видел, что она его не слышит, она уже мечтает о будущем. Он вышел из залы, взял одежду, по заснеженной улице пошел в синематограф, где ему предстояло иллюстрировать два последних сеанса фильма, которого он, к сожалению, сегодня не успел просмотреть, даже названия не знал. Но это его не беспокоило. Вдохновение приходило к нему с первыми кадрами, а пальцы сами извлекали из старенького пианино нужные мелодии.

Сидя под пальмой с Харито, Таня действительно невнимательно слушала его рассказ о жизни в Крыму, о ссылке на север и думала: «Вот со мной он… тот, по кому сходят с ума женщины. А я кто же? Тоже женщина», – и спросила его:

– Скажите, что вас навело на написание романса «Отцвели уж давно хризантемы в саду»?