Девять жизней Николая Гумилева

— Кто? Куда? К кому?

— Зинаида Бекетова-Вилькина и Татьяна Яворская. В цех поэтов, к Гумилеву, — дерзко выпалила Зиночка, копируя голосом заносчивость вопрошавшей.

Дама отложила папиросу на щербатый край полной окурков тарелки, раскрыла толстую амбарную книгу и, макая стальное перо на деревянной ручке в старенькую чернильницу, старательно записала ответы. Закончив писать, взяла папиросу из импровизированной пепельницы, сунула в рот и, не разжимая зубов, проговорила:

— Поднимайтесь на второй этаж, за четвертой дверью направо — круглый зал.

 — Выпустила дым из ноздрей и насмешливо предупредила: — Только имейте в виду — Николай Степанович не любит, когда приходят в самом конце занятий.

Зиночка окинула даму презрительным взглядом и парировала:

— Николай Степанович не любит, когда приходят другие. Нам он обрадуется.

Тронула Татьяну за локоть, призывая следовать за собой, и направилась к широкой парадной лестнице, ведущей наверх. Татьяна робко ступала за ней, уже жалея, что пошла на поводу у эксцентричной подруги. Поддалась минутному порыву, разрушила свой уютный мирок, теперь летит неизвестно куда и зачем, как бабочка в огонь. Но самоуверенный вид Зинаиды придал ей сил, и Таня Яворская ускорила шаг.

На втором этаже оказалось бесчисленное множество дверей, и, судя по гулу голосов, за каждой из них шли занятия. Из наклеенной на здании афиши подруги уже знали, что институт был основан в ноябре восемнадцатого года актером и театроведом Всеволодским-Гернргроссом. Здесь работали уважаемые ученые, каждый в своей области непререкаемый авторитет — Луначарский, Бонди, Кони, Мейерхольд, Энгельгард. Ну и, конечно же, здесь преподавал Гумилев. Толкнув, как было указано, четвертую дверь, Зиночка решительно шагнула в круглый зал, в центре которого, закинув ногу на ногу и держа спину удивительно прямо, восседал на стуле Гумилев. Вид поэт имел неприступный и на расположившихся перед собой студийцев взирал свысока. Особенно строго смотрел он на вытянувшегося перед ним по стойке смирно тощего юношу, декламировавшего нараспев:

Потомки! Я бы взять хотел,Что мне принадлежит по праву —

Народных гениев удел,Неувядаемую славу!И пусть на хартьи вековойИмен народных корифеев,

Где Пушкин, Лермонтов, Толстой,Начертан будет Тимофеев!

— Какая великолепная чушь! — хихикнула Зиночка, толкая Татьяну в бок.