На площади Октябрьской революции, сейчас – Майдане, ранее увиденное бродило, выдувало пузыри и пускало миазмы. От мраморной лестницы монумента до фонтана пространство заполняли восторженные граждане, с красно-чёрными флагами, песнями, смехом и живодёрскими призывами: комуняку – на гілляку!
Подошёл с Майей к одной стайке, послушал. Агитаторы предвещали благоденствие Незалежної України, в которой очень скоро будем жить. Осталось лишь отделиться от кацапов, и тогда из фонтана изольётся самогон, а вареники запрыгают в рот. Последнее сам додумал, даже озвучил, чем вызвал Майин удивлённый взгляд и недобрые прищуры сознательных.
Прошлись дальше, к монументу Октябрьской Революции, изукрашенному свастиками и звёздами. Мраморное подножие разило аммиаком. Здесь же, на ступенях, разместилась группа студентов, прогуливающих занятия под благовидным предлогом сбора подписей за решительное «Нет!» колбасе по два-двадцать, за которую нужно расплачиваться национальным достоинством.
Как выяснилось, Майя знала о моих пионерских проделках в Городке. Мать ей по телефону рассказала.
– Ты должен думать о будущем, а не заниматься ребячеством, – воспитывала девушка, когда мы в кооперативном кафе пили жутко дорогой индийский чай. – Что за кривляния и шутовские выходки? Ты что – идейный? Кому твои идеи нужны! Тем более – они расходятся с идеями большинства.
– Большинство – это те блаженные на площади Октябрьской революции, что гадят под монумент?
– Они тоже! Большинство – это народ, который хочет жить в своей стране! – отчеканила Майя. – А площади октябрьской революции больше нет! И не будет. Есть и будет Майдан Незалежності! Чем раньше ты поймёшь, тем лучше. Поверь, я добра желаю.
– Хорошо тебе мозги прочистили.
– Никто мне не чистил! Я приглядываюсь. Сейчас время такое, больших перемен и больших возможностей. Кто зацепиться – того вынесет. Вот, ребята наши, старшекурсники: кто в «Рух» пролез, кто на митингах агитирует, кто референдум готовит. Думаешь, они все идейные? Большинству начхать на референдум, и даже на независимость. Но они, в отличие от тебя, понимают, что новая страна – это новая власть, новые органы, новые люди. И в эти самые органы они пролезут, станут властью. А когда станут – в больших кооператоров превратятся. Но ещё лучше – данью их обложат. Те им платить будут.
– Откуда знаешь?
– Я – будущий экономист. Слушаю, о чём говорят в университете, в общежитии, – сказала Майя. – Ты умный парень, перспективный, как моя мама говорит. Нужно направить способности в нужное русло, а не маршировать с пионерами шутом гороховым.
– Вы уже с мамой меня обсуждали? – удивился я.
– Матери не всё равно, с кем её дочь встречается. Тем более, в Городке знают.
– У нас это быстро.
– Вот именно. Занимаясь ерундой, притом – опасной, ты не только себе вредишь, ты на меня тень бросаешь. И на мою семью.
Услышав о семье, поперхнулся, расплескал чай на затертую скатерть. Спиной почувствовал, как недовольно фыркнула продавщица за стойкой.
– Всё так серьёзно? – прокудахтал сквозь кашель.
Майя делово подала салфетку.
– Да. Серьёзно, – продолжила, вытирая стол. – В близких друзьях я хочу видеть достойного человека. И моя семья тоже.
– В близких? Это как?
Майя не ответила, отвернула голову к окну.
Юрка прав. Возле речки совсем другой казалась. Ту, простую, ласковую – почти любил.
– И вообще, нужно подумать о серьёзной мужской работе, – продолжила Майя, выдержав гордую паузу. – История тебя не накормит. В наше время она никому не нужна.
– Мне нужна…
– Как ребёнок! – перебила Майя, не желая слушать. – Поговорил бы с дядей – пусть тебе место в Киеве найдёт.
– Пока рано. Мать болеет, за ней присмотр нужен. И не хочу я ничем кроме истории заниматься.
– Зря, – разочаровано вздохнула Майя. – Ты где остановился в Киеве?
– У дядьки.
– У нашего декана?
– Да.
Помолчали. Майя смаковала чай. Я допил одним глотком нерасплесканные остатки.
– Хорошо тебе. Жить в Киеве есть где, дядя декан, – сказала Майя. В голосе проступили завистливые нотки. – Только сам бестолковый. А я думала подыскать тебе местечко в нашей общаге.
– Подыщи! – оживился я.
– Зачем?
– Чтобы вечером встречаться, ну… поговорить.
– Я вечерами к парам готовлюсь. К тому же, если найду, то у ребят на секции, в комнате на четверых – особо не уединишься…
Майя запнулась, внимательно рассмотрела дно пустого стакана.
– Лучше к себе приглашай, – сказала неуверенно, подняла глаза.
– Не знаю…
Это была возможность встретиться без свидетелей – сама просит.
– Надо с дядей поговорить. Ты придёшь?
– Если пригласишь.
После кафе прогулялись бульваром Шевченка, присели на скамейку. Попробовал прижать Майю, пробраться за отворот курточки, но девушка увернулась, пеняя на любопытных прохожих и мои жабьи руки. Единственное дозволила – прикоснуться губами к холодной щеке, когда прощались на ступеньках общежития.
Первая половина ноября 1991, Киев
На экзаменационную сессию собрались приезжие. Права Майя: киевским не до истории – они деньги делают да по митингам шастают, в поисках приключений и тех же денег.