Девиация. Часть первая «Майя»

Для моего обитания во время приездов в Киев, дядька выделял большущую комнату – залу – с отдельным входом и книжными полками, которая после бегства Аспирантки пустовала. Таким образом, обстоятельства способствовали завлечению в эти апартаменты Снежной королевы.

В такой уверенности я возвращался со свидания в день приезда, однако дядьку дома не застал. Не было его и на следующий. Только в воскресенье, когда пришел с вечернего киносеанса, обнаружил дядьку на кухне.

Встретились тепло, по-родственному. Дядька пах свежим борщом и был сама любезность. Лишь когда сели ужинать, посмурнел.

– Как школа? Работаешь?

– Вы о чём? – я поднял невинные глаза. О сути вопроса догадался сразу.

– Сегодня мать звонила. Спрашивала, благополучно ли ты добрался, – продолжил дядька. – Рассказала, что за недозволенный пионерский митинг тебя со школы выгнали.

– Не выгнали! Я сам заявление написал.

– Молчи и слушай! – дядька нахмурился. – К матери вчера учительница приходила из твоей БЫВШЕЙ школы.

– Химичка…

– Хоть физичка! Приходила и рассказала, что отдала заявление директору. А тот заявление порвал, пригрозил уволить тебя через районо, по статье, за нарушение дисциплины и срыв учебного процесса! Ты понимаешь?!

Я молчал.

– Уволят! И правильно сделают! – дядька бухнул кулаком по столу! Столешница качнулась, борщ из тарелок пролился на скатерть.

Хмуро оценив последствия, поднялся, взял полотенце.

– Ты понимаешь, с чем связываешься? С политикой! – сказал, вымачивая пролитое. – А там такое болото, что засосет и переварит любого. Ты видел этих, с чёрно-красными флагами?

Я понуро кивнул.

– Это националисты – страшные люди! Они Гитлеру служили. Завтра станут властью, не дай Бог, конечно, и начнут бывших комсомольцев резать! И вспомнят, кто с пионерскими флагами по улицам ходил, Ленину салют отдавал. Ты о матери подумал?

Что ответить? Я молчал, потупившись в тарелку.

Дядька сполоснул полотенце, сел за стол, недовольно отвернул голову к окну.

– Всё так серьёзно? – спросил я, чтобы нарушить щемящее молчание.

– Серьёзнее некуда. Старого мира не будет! – ответил дядька, приоткрывая форточку. Закурил. – Когда Горбачёв начал реформы: по дури ли, по указке – никто не знает, я уже тогда догадывался, к чему приведёт. И не один я. Но наше поколение не приучено спорить с линией Партии. А кто пытался – или в психушку, или в сырую землю, в лучшем случае – выгонят из страны. Не хотелось.

Пока дядька говорил, сигарета погасла. Впустую затянул пару раз, порывисто разломал в пепельнице.

– Гадость! И бросить не могу, – дядька стряхнул с пальцев крошки табака. – Мало того, что втридорога покупать приходиться, так ещё гаснут. А те, которые не гаснут, у кооператоров, – не вытяну на свою зарплату. Доктор наук не может купить достойных сигарет! А ты спрашиваешь: так ли серьёзно.

Я вспомнил Игорька с «Marlboro» и пачкой долларов – тому хватает. Может прав он насчёт смысла жизни в нынешней Украине.

– Ты не куришь? – спросил дядька.

– Не курю.

– Правильно, главное – экономно. Ещё б ерундой не занимался. Не предполагал, какой из тебя своевольный дурак вырастет. Историю любил…

– И сейчас люблю.

– Уволят тебя со школы. По статье. А потом из института выгонят! Будешь любить историю в свободное от основной работы время.

Дядька опять вытряхнул сигарету из пачки, подкурил. Я сидел, как нашкодивший, изучал скатерть в узорах пролитого борща.

– Ладно. Чего тебя воспитывать – сам должен понимать, не мальчик.

Дядька замахал рукой, разогнал едкий дым. Предположив, что разговор закончен, я поднялся, стал собирать посуду, складывать в мойку.

– Не мельтеши! – осадил дядька. – Заврайоно в Городке – мой товарищ. На педагогической работе тебя оставят. Но из прежней школы придётся уйти.

– По любому…

– После сессии зайдёшь в районо, получишь направление. Но! – дядька погрозил пальцем, – не дай Бог своеволие проявишь, особенно, с политикой связанное – пеняй на себя! Словом не заступлюсь!

Так и не сказал я в тот вечер о Майе. Две следующие недели подыскивал возможность, однако не складывалось: то дядька был занят, то я поздно приходил с пар на второй смене, то не решался попросить.

За время сессии я с Майей встречался несколько раз, в парке свиданьичал, но без толку – похолодало. Наши разговоры сводились к необходимости выбираться из Городка в Киев, поискам для меня мужской работы и будущему визиту на дядькину квартиру.

Майина настырность огорчала. Я пытался истолковывать её желанием уединиться подальше от посторонних глаз, однако разумный Гном подсказывал: настойчивость вызвана знакомством с дядей в качестве моей девушки. Сердечный Пьеро с ним не спорил – не любил он Майю. Зато Демон похотливо ворочался, навевал стыдные картинки, которые мешали уснуть.

Под конец сессии, когда я уже порядком измучился и перехотел всего, что связано с Майей, выпал подходящий случай. Возвратился из института раньше. Дядя ещё не спал, был слегка подшофе и в прекрасном настроении. Для очистки совести поинтересовался – откажет, так откажет.