Девиация. Часть первая «Майя»

Не отказал. Напротив, благословил верное начинание. И добавил, что давно пора переключить буйную удаль с политических проделок на общение с женским полом. Лишь попросил прибраться перед визитом гостьи, а то ми вдвоём совсем захолостякувались.

Глава шестая

21 ноября 1991, Киев

На последний зачёт к историческому факультету добирался на перекладных: сначала простуженным трамваем, затем – таким же троллейбусом, затем пешком. «Прямой маршрут отменили!» – сообщали объявления на облупленных навесах у остановок.

Кончался ноябрь. Утренний снег таял, расквашивал кучки неубранного мусора. Те растекались паучьими лужами, превращали тротуар в болото, норовили пробраться между швов пятилетних, ещё доармейских ботинок, лизнуть холодным язычком задубелые пальцы.

Вспомнил Юрку, его похвальбы: как мы здорово заживём в независимой стране. Увертюра к новой жизни оптимизма не внушала. Как и Майин будущий визит. В наши близкие отношения я уже не верил. Сентябрьское потепление минуло вместе с бабьим летом, а киевские встречи лишь убеждали, что зря тогда Юрка на дискотеке лицедействовал.

Продрогший и унылый приплёлся на зачёт. За активное участие в семинарах мне без опроса поставили – одно утешение. После пар и напутствий курсового, собрался к Майе ехать, сказать о дядькином приглашении. Она так ждала, пусть порадуется.

Одногрупники, как повелось, кучковались отметить окончание сессии. Я в гулянках не участвовал – не разделял восторга от бессмысленного пития. Да и многие из студентов-заочников старше меня, люди степенные, семейные. Какой резон, думал, упиться, а потом слушать их стенания о загубленной жизни.

Зашёл в библиотеку, получил учебники. Уже к выходу направился, когда подхватила меня под руку Мирослава Ивановна, наша Мирося – задорная дамочка лет под сорок, учительница сельской школы из западного пограничья. Была она в группе заводилой, вечно подбивала на авантюры вроде вечеринок, прогулок по киевским магазинам или походов в кино вместо скучной педагогики. «У меня только и жизни – что сессии раз в полгода» – простодушно сознавалась Мирося.

Остальные педагоги, кому за тридцать, тоже особым рвением к учебе не отличались. Прибыв на сессию, подальше от своих школ и семьи, они бурно вспоминали молодость, каждодневно заседали по кооперативных кафешках или в общежитии.

– Пішли з нами, Ельдарчику! – проворковала Мирося. Подвела к небольшой группе сообщников.

Компания подобралась под стать Миросе: две учительницы – Вера и Лена, примерно её лет, соседки по комнате; Максим Петрович – степенный мужчина за сорок с начальственным животиком, завуч (его так и называли между собой – Завуч), которому зачем-то понадобилось историческое образование, да Сашка-Молоток – трудовик из-под Киева, лет тридцати.

– Принимайте пополнение, – представила меня Мирося. – Отличник и гордость группы – Эльдар! Вместо Сергея Аркадьевича.

– Знаем мы этого заучку! – заметила Елена Павловна.

– Пусть молодая кровь вольётся в наши вены, – одобрительно улыбнулась Вера Ильинична. – А где Серега?

– Уехал – семейные дела, – сообщил Завуч, обернулся ко мне. – Молодёжи не нужно отрываться от коллектива.

Максим Петрович с напускной строгостью посмотрел на меня, затем улыбнулся, хлопнул по плечу:

– Пошли, Эльдар, выпьем за окончание сессии.

Я уже, было, хотел сослаться на неотложные дела. Но как представил, что нужно к Майе переться, наставления слушать. Да на трезвую голову! А тут есть уважительная причина не ехать – сессия сдана. Посижу со старичками, озабочусь их проблемами, может свои не такими страшными покажутся.

Мы направились в полуподвальное кафе, половину столиков которого обсели заочники из параллельных групп. Заказали бутылку водки и легкую закуску – дорого нынче шиковать на учительские деньги. Но это лишь прелюдия, – заключил Сашка-Моток, крадучись достал из портфеля ещё две поллитровки.

Сначала выпили за отсутствие хвостов, после – за советских педагогов, затем – за вільну Україну, затем – за прекрасных дам!

Теплой волной накатила благодать. Жизнь удалась! Я любил этих чудных людей, моих коллег. Я гордился высоким званием учителя и причастности к богоизбранной касте! Я уже хотел Независимости, после которой, наконец-то, мы заживём как люди: пойдут своими маршрутами отмененные троллейбусы, уберут мусор из тротуаров, а я смогу купить на учительскую зарплату НОВЫЕ ЗИМНИЕ ботинки, которые не протекают.

После пятой рюмки компания разбилась на пары. Шептались Зауч с Леной. Сашка с Верой на брудершафт пробовали выпить. А я с Мирославой Ивановной за жизнь рассуждал: о некомплектности сельских школ, мизерной зарплате, возможном распаде СССР, которого желали западенцы.

Мирося заглядывала в глаза, норовила прижаться ко мне да погладить колено в порыве возмущения тяжкой учительской долей. Демон довольно посапывал – ему было хорошо.