Оказалось, дед меня ждал, предчувствовал гостя, потому прибрался загодя, дичи припас. После обмена семейными новостями, пригласил в беседку под разлогой липой, оперившейся майскими темно-изумрудными листочками.
– Не томись, выкладывай, – без предисловий начал дед, усаживаясь напротив за столиком и раскуривая закопченную трубку.
Я рассказал, не вдаваясь в подробности. Рассказал, что побоялся людской молвы, оттолкнул полюбившую меня девушку, а затем, глупыми надеждами и недостойными желаниями, поманил её мать. О непримиримости ума и сердца, безуспешных борениях с телом, решении стать священником, визите к отцу Гавриилу и о том, что пути моего духовного познания сплошь усеяны терниями. Потому сомневаюсь в пригодности к служению Церкви.
Дед не перебивал. Выслушал, пыхнул трубкой, окутал беседку самосадным дымом.
– Что плоть желает, и на девчат поглядываешь – хорошо. Не содомит, как сейчас в европах модно. И девчата того хотят, но не дозволено им до поры, – дед улыбнулся. – Главное: со злым умыслом к ним не подступай, не искушай против воли, не обманывай обещаниями. А по взаимному согласию и любви – можно. Но любовь должна быть душевная, а не похоть животная. Даже если затем не сложиться семья, разойдётесь – по любви можно. Любовь всё оправдает.
– И предательство? То есть, измену?
– А что измена? – Дед, пыхнул трубкой. – Измена может быть Родине. Как Горбачёв ныне творит, выкормленный Советской властью и её продавший за американские сребренники. А между мужиками да бабами измены быть не может, так как эти отношения иного рода, душевного…
– А если измена в браке? – перебил я.
Не понравилось деду, глянул хмуро, засвистел погасшей трубкой.
– Эт, молодёжь, – какие нетерпеливые. Ты знаешь, как церковь к прелюбодеянию относится, и как Спаситель в Нагорной проповеди о ней учил. Отец Гавриил тебе о том говорил, как священник, представитель духовного сана. А я скажу как человек, восемьдесят лет коптивший небо: прелюбодеяние прелюбодеянию рознь, и мерить их одной мерой нельзя.
Дед затих, выбил пепел о поручень скамейки, прочистил мундштук изогнутой проволокой. Вынул кисет, заново набил самосадом табачную камеру, утрамбовывал прокуренным пальцем. Попыхтел, раскурил трубку от самодельной бензиновой зажигалки, смешно скосил глаза на прогорающий табак. Затянулся.
– Вот живёт семья: муж, жена. Живут лет десять. На людях – как годиться, как у всех, а дома терпят друг друга, грызутся перед детьми. Против желания сочетаются, но он о других женщинах думает, а она – о других мужчинах. Это грех?
– Если в законном браке – не грех.
– А я говорю – грех! Потому как прелюбодейничают они в сердце своём. Если будут так дальше жить, ненавидеть и примиряться ради детей, людской молвы или других причин – до смерти проживут во грехе. Даже будучи в браке по мирских и церковных законах.
– У многих так. Сколько семей знаю – в них любовью не пахнет.
– В том беда. Жить и сочетаться с женой, не любя её – это прелюбодеяние. Разлюбил – уходи!
– А дети? Квартира там, столы-тумбочки?
– Оставь! Всё нажитое оставь – ты мужчина – и уходи! Дай ей возможность быть любимой с другим. И сам постарайся стать счастливым. Потому, что Бог есть Любовь, и нет в любви греха, если это Любовь! Потому как Спасителю не нужно такой жертвы – она бессмысленна, к тому же пагубна, поскольку рождает другие пороки: сколько примученных жить с нелюбыми, сгинуло от безысходности в пьянстве и блуде. Вот!
Расходился дед, даже трубку отложил.
– В мире ничего не случайно. Потому, если предназначено тебе кого встретить или оставить – произойдёт. Только помни: главное мерило – сердце. Даже если любовь недозволенна людьми и церковниками, неверна по их разумению. Ты знаешь, почему из Небесных чертогов прогнали Люцифера, который был печатью совершенства, полнотой мудрости и венцом красоты?
– Возгордился, пожелал быть равным Богу. Из-за гордыни.
– Так в церковных книгах пишут. Это правда. Но не вся. Изгнали его за своеволие.
– А своеволие – не гордыня?
– Это, смотря, чем оно вызвано. Если желанием возвыситься над ближним – гордыня. А если желанием сердца – то самый, что ни есть, богоугодный поступок.
Дед насмешливо посмотрел на меня – понимаю ли.
– Люцифер полюбил Лилит – тогда ещё первую жену Адама, – продолжил дед. – И она его полюбила. Только недозволялось это райскими законами. Запретили Люциферу встречаться с Лилит – тот поднял мятеж, заручился поддержкой верных Ангелов. В последствии разбило их Небесное воинство. Люцифер был поруган, обвинён, назван Сатаной и с позором изгнан. Но он не испугался, заметь, не послушал советчиков, не променял Лилит на место Первого среди осеняющих херувимов. Затем Лилит от Адама к Люциферу убегла. Уже по своей воле.
– А как же Бог – есть любовь? Почему Люцифера за любовь изгнали, если это Любовь? – удивился я. Как-то нескладно у деда выходит.
– Заметь, я не сказал, что Бог изгнал Люцифера. Его обвинили и выгнали. Но кто?