Девиация. Часть третья «Эльдар»

Зимние каникулы прошли, началась школьная жизнь. Лишённый прав по случаю идеологического несоответствия, я отчитывал несколько уроков и возвращался домой, к отложенным на самом интересном месте книгам. Ночи превратились в эзотерические штудии, дни – в ожидание ночей. Так прошёл январь, февраль и март.

Порою размеренную жизнь нарушали летние нимфы и фавнята, которые приходили в гости по старой памяти. Особо им не радовался, но и не гнал. Закрывшись в келье, мы затевали подобие летних игрищ, периодически разваливая кучей-малой многострадальный диван.

Напитавшись их беспокойной радостью, забывал о мытарствах и жалел о минувшем детстве. Следуя рецептам Папюса, колдуя ночами над одолженными у Химички ретортами, пробовал изготовить эликсир молодости, чтобы хоть на миг возвратиться в то время. Эликсир не получался – где в Городке взять кожу льва или совы, или засушенный пенис коалы, которые значились незаменимыми ингредиентами?

В ходе особо резвых жмурок-угадайок, мои употевшие гости снимали зимние свитера, рейтузы, колготки, превращались в голоногих козлят, которые с визгом и гиканьем носились по квартире в поисках особо недоступных мест для пряток. Однажды, столкнувшись с такой растрёпанной нимфой в коридоре, мама задала мне порядочный нагоняй, после чего визиты юных друзей отменил, пообещав возвратиться к нашим играм потом, когда потеплеет, в лесных чащах.

В середине апреля, наполненная оккультизмом и детским визгом, зима подтаяла. Весна вдохнула новые надежды, только Майя оставалась Майей.

После двухмесячного отсутствия она наведалась в Городок. Ко мне придти отказалась, к себе не звала. Когда вытащил Майю в парк, легонечко намекнул о незабываемых новогодних праздниках, та упрекнула «одним на уме» и добавила, что ТАКИЕ отношения, тем более – ТАК ЧАСТО – возможны между женихом и невестой. Мол, понимай, как знаешь. Я понял, но когда те «жених с невестой» случаться, а жить хотелось сейчас.

Майя уехала в Киев. У меня остались книги и школьные друзья. Благо, потеплело. В выходные мы выбирались в лес, подальше от посторонних глаз. Я всё так же бренчал на гитаре, пытался шутить, порою участвовал в недозволенных забавах (для меня недозволенных, для них – самых желанных, судя по восторженному визгу), да только, на ту пору, от прежнего меня уже ничего не осталось. Сердце щемило пустотой бесцельно уплывавших дней.

Юные души чувствовали моё состояние, пытались утешить, облепляли горячими телами как престарелого китайского императора, но их беззаботный мир не мог понять моего взрослого и скучного.

Я всё реже проказничал, оставался наблюдателем, или сидел дома – заменял бессмысленные чувственные феерии корпением над особо заковыристым первоисточником. Я всё чаще задумывался над Майиными словами о «женихе и невесте», находя в том суждении возможность изменить бестолковую жизнь, придать ей видимость некоторой осмысленности.

Одна часть моего естества противилась, зато вторая, благоразумная, где правил Гном, неустанно повторяла: так будет лучше. Самое обидное – так считала и Змея. Вернее, Хранительница молчала, но я чувствовал, что она так считает.

В начале лета я поехал в Киев на сессию. Отважился поговорить с Майей о нашем будущем, но так ничего толком и не сказал. За десять дней Майя уделила мне лишь пару часов своего драгоценного времени, маня загорелыми коленками под коротенькой воздушной юбкой. Мои несмелые намёки уединиться на дядькиной квартире или в парке, пресекались по причине усиленной зубрёжки к важному экзамену. К тому же Майя в очередной раз напомнила, что ТАКОЕ возможно лишь при нормативном закреплении отношений, потому как чувствует себя гулящей девкой, а не порядочной девушкой и будущим экономистом. Я уже хотел признаться, что согласен, но выходило – это Майя делает мне предложение. Не бывать такому!

Ещё хуже стало после приезда Майи на каникулы. Распаренное лето стояло над Городком, где под каждым кустом можно выстелить ложе. Мы встречались, ходили на дискотеки и на речку, или гуляли ночным Городком, но Майино табу приводило в серое уныние.

В который раз надумал поставить крест на нашем бессмысленном романе. Несколько раз почти решался, загодя обдумывал прощальные слова, взгляды и жесты, но стоило взглянуть на Майю: на огонь в глазах, на гибкую фигурку, прикрытую легчайшим сарафаном – придуманные слова испарялись. Я следовал за ней безропотным оруженосцем, осчастливленный самим её присутствием.

Однажды, разомлевшим июльским вечером, после дискотеки, не утерпел: схватил Майю на руки, ничего не объясняя, бегом понёс к дальней скамейке парка. Девушка приняла игру, лишь залепетала необходимое в таких случаях: «Отпусти! Дурак! Что ты делаешь?..».