Девятьсот часов неба. Неизвестная история дирижабля «СССР - В6»

В 16:00 Почекин собрался, как обычно, сменить Кулагина на штурвале направления. Однако в этот момент расписание вахт окончательно поломалось. Гудованцев приказал ему вместо Кулагина сменить на штурвале высоты Лянгузова, которого раньше менял Дёмин. Встав к штурвалу, Почекин глянул на высотомер: 320 метров.

Дёмина Гудованцев вообще не выпустил на вахту, оставив вместе с Устиновичем заканчивать список ненужных вещей, а место Кулагина у штурвала направления занял штурман Ритсланд.

В 16:50 Чернов отстучал очередную радиограмму:

16:50. Комиссии. Будем в Мурманске ориентировочно в 23–24 часа сегодня. В 16:45 прошли станцию Сиг. Прошу подтвердить, что всё готово к прилёту в Мурманск, и то, что заказал с корабля. Прошу приказать Мурманску иметь со мной прямую радиосвязь. До Кеми шли в облаках, снег, сейчас погода хорошая. Жду ответа. Гудованцев[237].

Когда дирижабль проплывал над Сигом, солнце, тускло светившее слева по борту с кормы, опустилось за горизонт.

В 18:00 шум моторов пролетавшего дирижабля слышали на станции Чупа, в каких-нибудь 30 километрах от полярного круга. Арктика была близко, как никогда.

Вскоре после этого Почекин перешёл со штурвала высоты на направление, заменив Ритсланда, который отправился в пассажирскую каюту принимать у Воробьёва «Фэйрчайлд», а место у штурвала высоты занял Паньков.

Последняя вахта в рубке управления

Передние окна рубки управления были плотно залеплены инеем и снегом. Почекин вёл корабль, глядя только на компас перед собой, слушаясь команд Мячкова.

В 18:43 дирижабль наблюдали с земли в районе станции Княжая, в 38 километрах к югу от Кандалакши[238]

.

Всё поведение штурмана в эти минуты казалось Почекину весьма необычным. Мячков, всегда учивший коллег «не уклоняться», держать курс, сейчас поминутно открывал заледеневшие окна рубки то слева, то справа, чтобы визированием определить угол сноса ветром, и менял курс на 20, а то и на 30 градусов то в одну, то в другую сторону. Раньше Почекин никогда не замечал такого. Что-то было не так. Однако Гудованцев, стоявший здесь же, как будто не возражал.

Когда Мячков в очередной раз сдвинул целлулоидную створку окна, Почекин, на секунду оторвавшись от компаса, увидел внизу мелькающие серые пятна, размытые снегопадом. Земля. И так близко! Он сказал об этом Гудованцеву, и тот скомандовал Панькову подняться на 100 метров.

Вскоре в открытое окно Мячков заметил освещённое пятно – какой-то населённый пункт – и велел Почекину свернуть ту сторону. Промерив угол сноса на двух направлениях, штурман дал команду вернуться на прежний курс 320°. И снова в глаза Почекину бросилась близкая земля: кажется, внизу можно было разглядеть отдельные деревья. Неужели никто, кроме него, не смотрел туда? Но ведь есть же штурвальный высоты, и это не какой-нибудь учлёт, а Иван Паньков. И всё же надо сказать командиру. По команде Гудованцева Паньков снова поднял корабль метров на 100.

– Что это за место? – спросил Почекин у Мячкова.

– Кандалакша… кажется.

В этот момент за окном поплыла ровная цепочка хорошо видимых подрагивающих огней, уходящая вдаль. Сын железнодорожника, Почекин провёл детство у дороги, в юности сам работал на станции и отлично знал такую картину – светофоры автоблокировки, регулирующие движение поездов. Но, приглядевшись, он понял, что это костры. Кому они нужны здесь? Разве что указать кому-то путь? Быть может, их дирижаблю? Всё же такой снегопад, видимость еле-еле.

Тем временем корабль отходил левее. Вернее, курс его был прежним, это огни сворачивали вправо. Почекин обернулся к Гудованцеву:

– Николай Семёнович, посмотрите: там костры жгут, уж не нам ли?

Тот глянул в окно, улыбнулся:

– Может быть.

И вышел из рубки, задвинув за собой дверку.

Корабль, рассекая носом метель, нёсся вперёд со скоростью около 100 километров в час.

В пассажирской каюте Гудованцев, Дёмин и Кулагин обсуждали план действий во время стоянки в Мурманске, а Воробьёв и Ритсланд занимались «Фэйрчайлдом». Сидел в своей радиорубке Чернов.

В темноте киля, продуваемой ветром, спали на сетках в меховых мешках Устинович, ушедший отдыхать около 19 часов, Кондрашов, Шмельков, Никитин, Лянгузов, Градус. Здесь же прогуливался Коняшин: шла его вахта дежурного по килю.

Очередная смена мотористов несла вахту в гондолах: Матюнин (правая), Бурмакин (левая) и Новиков (кормовая).

В рубке управления – Паньков и Почекин на штурвалах высоты и направления, рядом Мячков – высунувшись в окно, он неотрывно смотрел вперёд и время от времени корректировал курс, командуя Почекину.

Места нахождения членов экипажа перед катастрофой

В какой-то момент он вдруг страшно закричал:

– Летим на гору!