…Так вот, уважаемая ханум, то, что вас нет рядом и вы не сможете бросить в меня чем-то тяжелым, разорвать банкноты или плюнуть на меня, придает мне смелость написать вам. Вот уже четыре месяца скитаемся мы с Ролландом по пустыням и оазисам и ведем жалкое существование отсталых и бездомных кочевников. Джон очень быстро покончил со своей работой, а продюсер решил все сцены на природе снимать прямо на месте. Так что мы перемещаемся с места на место в обществе актеров и режиссеров, словно бродячие артисты.
Такая жизнь очень угнетает меня, если учесть, что мои предки в отличие от ваших были не бродячими вояками, а почтенными греческими патрициями и уважаемыми спокойными людьми. Я похудел на десять килограммов и никак не могу привыкнуть к финиковой водке, но это все вас, уважаемая ханум, вряд ли интересует.
Мы сейчас находимся на краю человеческой цивилизации, и съемки на природе в полном разгаре. Дублеры ловко падают с верблюдов, а главную героиню уже восемь раз крали дикари, но каждый раз пленка, к сожалению, засвечивалась.
Человеческая жизнь, ханум, всегда находится в руках Господа, но здесь Божья рука ощущается еще явственнее. Вчера я нашел скорпиона в моей постели, что привело меня к размышлениям о потусторонней жизни. Если так дальше пойдет, то я отойду от активной жизни и, как еремит и аскет, отвергнувший мир, закончу свои дни на священной горе Атос в праведных раздумьях. А заботы о дальнейшей судьбе нашего друга Джона Ролланда, о достопочтеннейшая, я предоставлю вам.
«Be эмр бил урф» («придерживайся своих обычаев»), – гласит священная книга вашей религии. Но правила, по которым живет Джон, вообще трудно назвать правилами, и если бы я не любил его как собственного сына, то бросил бы его на произвол судьбы. Он с таким набожным рвением посещает все здешние мечети и так неприлично долго там находится, что это вызвало у почтенных членов нашей экспедиции волну возмущения.
Однако вчерашний инцидент вызвал у меня уже серьезные сомнения в его рассудке. По мне, лучше бы он был пьян, хотя я ни в коем случае не являюсь сторонником злоупотребления алкоголем. Так вот, вчера, после того как он закончил работать над диалогом между похищенной героиней и дикими грабителями, мы вместе с другими членами нашей экспедиции отправились на прогулку по оазису в безнадежных поисках более или менее пригодных статистов. Вы должны понимать, ханум, что люди здесь очень глупы и не имеют понятия, как должен себя вести статист, изображающий араба. По пути нам повстречался какой-то местный оборванец с грязным зеленым платком вместо пояса. Джон заговорил с этим жалким существом, и мы полагали, что речь идет о работе статистом. Как я мог понять из обрывков разговора, этот бродяга утверждал, что он происходит из рода Пророка, совершил паломничество в Мекку и теперь возвращался домой. После этого – я готов провалиться сквозь землю от стыда, ханум, – после этого Джон обнял этого немытого дикаря, присел с ним в тени пальмы и завел с ним разговор о чуде священного города Мекки. И все это на глазах у всех членов нашей экспедиции. Подумайте только, ханум! Гражданин Соединенных Штатов обнимается с местным бродягой. Все мы сразу же повернули назад, потому что наблюдать эту сцену было невозможно. Помощник режиссера Муни сразу же объявил его сумасшедшим. А другие мужчины даже решили не подавать ему руки, потому что он больше не джентльмен. С огромным трудом мне удалось убедить этих господ в том, что Джон был сильно выпившим и не отвечал за свои действия. Только так я смог спасти его репутацию. Но, между нами, ханум, он же был абсолютно трезв.
Так как вы, почтеннейшая ханум, выйдя замуж по любви, стали европейкой, я обращаюсь к вам с большой просьбой: уговорите Джона умерить религиозный пыл и прекратить столь позорно обниматься с местными святыми, ибо я подозреваю, что они определенным образом влияют на моего друга и компаньона. Между прочим, недавно, после восьми рюмок финиковой водки, он заявил, что станет отцом ваших детей, а после двенадцати рюмок заговорил о доме, который вы для него строите, а я понятия не имею, о чем он говорит.
Кстати, я должен добавить, что Джон выучился езде на верблюдах, а иногда даже носит одежду местных жителей, что просто невозможно для члена нью-йоркского клуба сценаристов. Вы должны поставить ему в пример себя. При нашей последней встрече вы, теперь я полностью признаю вашу правоту, предпочли остаться со своим достойным уважения европейским мужем (передавайте ему привет, ханум, и да пошлет ему Господь много больных), чем следовать за едва прикоснувшимся к европейской культуре азиатом, каким оказался на поверку Джон.
Наша работа здесь скоро закончится, ханум, и знайте, что мой бедный друг вбил себе в голову остаток зимы по пути в Америку провести в Вене. Я, в свою очередь, конечно, постараюсь сделать все, чтобы оградить вас от его азиатской назойливости, но и вы выполните мою просьбу и образумьте его. Ведь, честно говоря, выпивка, за которую я его иногда осуждаю, безобиднее в глазах гражданина Соединенных Штатов, чем недостойное общение с почитателями Корана, местными певцами или ободранными потомками Пророка.
Я заканчиваю писать, Азиадэ-ханум, и я убежден, что мы поймем друг друга, потому что мы оба люди западной культуры – вы австрийка, а я гражданин Соединенных Штатов. Я спешно прощаюсь с вами, так как в соседней комнате Джон с местным писарем обдумывают паломничество к гробнице святого Сиди Абдесалама. Я должен спешить, хотя здесь сейчас до сорока градусов в тени.
Ваш Сэм Дут.
