Микаэль вытащил вечернюю газету недельной давности.
– «Источник в следственных органах утверждает, что Лисбет неадекватна, и газета позволяет себе спекуляции о ее душевном здоровье».
– Я читал статью. Это «липа».
– Значит, вы не считаете Саландер сумасшедшей?
– На этот счет я не имею права высказываться. Зато мне известно, что никаких психиатрических экспертиз не проводилось. Следовательно, эта статья – «липа».
– О’кей. Но я могу, опираясь на документы, доказать, что эти сведения выдал полицейский по имени Ханс Фасте, работающий на прокурора Экстрёма.
– Вот как…
– Экстрём потребует, чтобы процесс происходил за закрытыми дверьми, а это означает, что никому со стороны не дадут изучить и оценить доказательства против Саландер. Но есть кое-что и похуже… Поскольку прокурор изолировал Лисбет, она не сможет собрать материал, который поможет ей защититься от нападок.
– Но насколько я понимаю, этим должен заниматься ее адвокат.
– Лисбет, как вы наверняка уже успели заметить, очень своеобразная личность. У нее есть тайны, в которые я посвящен, но я не имею права посвящать в них Аннику. Только сама Лисбет может решить, захочет ли она обнародовать некоторые факты в суде и таким образом защитить себя.
– Ага.
– А чтобы иметь возможность принять решение, ей потребуется вот это.
Микаэль положил на столик принадлежащий Лисбет Саландер карманный персональный компьютер «Палм Тангстен Т3» и зарядное устройство.
– Это важнейшее оружие из арсенала Лисбет. Оно ей необходимо.
Андерс Юнассон посмотрел на карманный компьютер с подозрением.
– Но почему бы вам не передать это ее адвокату?
– Потому что только Лисбет знает, как раздобыть доказательный материал.
Андерс Юнассон долго сидел молча, не прикасаясь к компьютеру.
– Позвольте мне рассказать вам о докторе Петере Телеборьяне, – сказал Микаэль и извлек папку, где у него хранились самые важные материалы.
Они просидели еще более двух часов, беседуя почти шепотом.
Субботним вечером, в начале девятого Драган Арманский покинул офис «Милтон секьюрити» и дошел до синагоги прихода Сёдер, расположенной на Санкт-Польсгатан. Он позвонил, представился, и раввин впустил его внутрь.
– У меня здесь назначена встреча со знакомым, – сказал Арманский.
– Вам на второй этаж. Я провожу вас.
Раввин предложил Арманскому кипу, которую тот, хоть и сомневался, но все же надел. Он воспитывался в мусульманской семье, поэтому носить кипу и посещать синагогу не входило в число его каждодневных привычек. С кипой на голове он даже чувствовал себя не вполне комфортно.
Ян Бублански тоже был в кипе.
– Привет, Драган. Спасибо, что нашел для меня время. Я попросил раввина выделить нам комнату, чтобы нам никто не помешал.
Арманский уселся напротив Бублански.
– Полагаю, у тебя имеются веские причины для такой суперсекретности.
– Не стану юлить. Я знаю, что ты – друг Лисбет Саландер.
Арманский кивнул.
– Я хочу знать, что вы с Блумквистом затеяли, чтобы помочь Саландер.
– Почему ты решил, что мы что-то затеяли?
– Потому что прокурор Рикард Экстрём много раз спрашивал меня, насколько «Милтон секьюрити» в курсе расследования дела Саландер. Он интересуется не шутки ради, а потому что беспокоится, как бы ты не выкинул какой-нибудь трюк, который повлияет на климат в массмедиа.
– Ага…
– А раз Экстрём беспокоится, значит, он знает или боится, что ты намерен что-то предпринять. Или, по крайней мере, он беседовал с кем-то, кто этого боится.
– Интересно, с кем же?
– Драган, давай не будем ходить вокруг да около. Ты знаешь, что Саландер в девяносто первом году подвергалась преследованиям, и я боюсь, что во время нового судебного процесса против нее снова предпримут атаку.
– Ты, как полицейский в демократической стране, должен действовать, если у тебя имеется какая-то информация.
Бублански кивнул.
– А я и намерен действовать. Только вопрос в том, как.
– Объясни толком, что тебе надо.
– Я хочу знать, что вы с Блумквистом задумали. Я думаю, что вы не сидите сложа руки.
– Но откуда мне знать, что я могу тебе доверять?
– Как ты знаешь, есть отчет от девяносто первого года, обнаруженный Микаэлем Блумквистом…
– Я с ним ознакомился.
– У меня больше нет доступа к отчету.
– У меня тоже. Оба экземпляра, имевшиеся у Блумквиста и его сестры, исчезли.
– Исчезли? – переспросил Бублански.
– Экземпляр Блумквиста украли, когда к нему вломились в квартиру, а копия Анники Джаннини пропала при разбойном нападении на нее в Гётеборге. Все это произошло в тот самый день, когда убили Залаченко.
Бублански замолчал.
– Но почему нам об этом ничего не известно?
– Как выразился Микаэль Блумквист, любой факт подается в горячем виде, и только в нужный момент. А все остальные публикации либо опережают события, либо плетутся за ними.
– Но вы… Разве он собирается что-то опубликовать?
Арманский коротко кивнул.
– Сам подумай: нападение в Гётеборге и взлом квартиры здесь, в Стокгольме. И все это в один день. Это означает, что наши противники действуют очень организованно, – сказал Бублански.