– Господин судья! Я намерена продемонстрировать, что так называемая судебно-психиатрическая экспертиза Петера Телеборьяна от начала до конца является блефом. Я докажу, что он намеренно лжет относительно Лисбет Саландер. Я продемонстрирую, что моя подзащитная подвергалась грубым правонарушениям, и докажу, что она столь же умна и разумна, как и каждый из нас, сидящий в этом зале.
– Простите, но… – начал Экстрём.
– Минутку. – Анника подняла палец. – Я не мешала вам выступать на протяжении двух дней. Теперь моя очередь.
Она вновь повернулась к судье Иверсену.
– Если б у меня не было неопровержимых доказательств, я бы не стала выдвигать перед судом столь серьезные обвинения.
– Пожалуйста, продолжайте, – сказал Иверсен. – Но я не желаю слушать голословных рассуждений о заговорах. Не забывайте, что за высказывания в суде вас могут обвинить в посягательстве на честь и достоинство личности.
– Спасибо. Я буду об этом помнить.
Она обратилась к Телеборьяну, которого, похоже, по-прежнему забавляла эта ситуация:
– Защита неоднократно просила дать ей возможность ознакомиться с журналом Лисбет Саландер того периода, когда она в раннем подростковом возрасте находилась взаперти у вас в клинике Святого Стефана. Почему нам до сих пор так и не предоставили этот журнал?
– Потому что, по решению суда, на него наложен гриф секретности. Решение было принято в порядке проявления заботы о Лисбет Саландер, но если вышестоящий суд отменит это решение, я, разумеется, предоставлю вам журнал.
– Спасибо. Сколько ночей в течение двух лет, проведенных в клинике Святого Стефана, она пролежала привязанной ремнями?
– Я с ходу точно сказать не могу.
– Фрёкен Саландер утверждает, что триста восемьдесят из семисот восьмидесяти шести суток, которые провела в этой больнице, она пролежала привязанной ремнями.
– Я не могу сейчас точно указать количество дней, но это, конечно, фантазия. Откуда вы взяли эту цифру?
– Из ее автобиографии.
– И вы полагаете, что она сейчас может точно вспомнить каждую ночь, проведенную в ремнях? Это же невероятно.
– Разве? А сколько все-таки было таких ночей, как вы считаете?
– Лисбет Саландер была очень агрессивной и склонной к насилию пациенткой, и ее, безусловно, в некоторых случаях приходилось помещать в палату, свободную от раздражителей. Может, мне следовало бы объяснить предназначение подобных палат…
– Спасибо, в этом нет необходимости. Теоретически в такой палате пациент не получает никаких чувственных впечатлений, способных вызвать беспокойство. И сколько суток тринадцатилетняя Лисбет Саландер пролежала в такой палате привязанной ремнями?
– Речь может идти… Скорее всего, о тридцати случаях за все время ее пребывания в больнице.
– Тридцать. Это ведь лишь малая часть тех трехсот восьмидесяти случаев, о которых она говорит.
– Безусловно.
– Меньше десяти процентов от названной ею цифры.
– Да.
– А ее журнал мог бы дать нам более точные данные?
– Возможно.
– Отлично, – сказала Анника Джаннини, извлекая из портфеля солидную пачку бумаг. – Тогда я хотела бы передать суду копию журнала Лисбет Саландер из больницы Святого Стефана. Я подсчитала записи о пристегивании ремнями, и у меня получилась цифра триста восемьдесят один, то есть даже больше, чем утверждает моя подзащитная.
Глаза Петера Телеборьяна расширились.
– Постойте, но ведь эта информация засекречена. Откуда вы взяли журнал?
– Я получила его от одного журналиста из журнала «Миллениум». Так что этот документ больше не является тайной, он просто валяется у них в редакции. Мне, возможно, следует сказать, что фрагменты из него публикуются в номере «Миллениума», который выходит сегодня. Поэтому я считаю, что суду также следует дать возможность на него взглянуть.
– Это незаконно…
– Это вполне законно. Лисбет Саландер дала согласие на публикацию фрагментов. Моей подзащитной нечего скрывать.
– Ваша подзащитная признана недееспособной и не имеет права самостоятельно принимать подобные решения.
– Мы еще вернемся к признанию ее недееспособной. Но сначала нам следует разобраться с тем, что происходило с нею в клинике Святого Стефана.
Судья Иверсен нахмурил брови и взял протянутый Анникой Джаннини журнал.
– Я не сделала копии для прокурора. С другой стороны, он получил эти документы, свидетельствующие о нарушении прав личности, еще месяц назад.
– Каким образом? – поинтересовался Иверсен.
– Прокурор Экстрём получил копию этого засекреченного журнала от Телеборьяна во время совещания у него в кабинете в субботу четвертого июня этого года, в семнадцать ноль-ноль.
– Это правда? – спросил Иверсен.
Прокурор Экстрём для начала решил все отрицать, но потом подумал, что у Анники Джаннини могут быть доказательства.
– Я попросил разрешения прочесть журнал, при условии соблюдения служебной тайны, – признался он. – Мне требовалось убедиться в том, что история, поведанная Саландер, соответствует действительности.