Девушка, которая взрывала воздушные замки

Он понимал, что Блумквист задумал какую-то авантюру, ведь это вполне в его духе. Близкими друзьями они не были, но Микаэль всегда приходил на помощь Курдо, если возникала необходимость. Когда они сталкивались на каком-нибудь празднике или в ресторане, то всегда выпивали вместе по паре кружек пива.

– А меня не втянут во что-то, о чем мне следовало бы знать? – спросил Курдо.

– Нет, тебя ни во что не втянут, не волнуйся. Твоя роль заключалась лишь в том, чтобы представить меня одному из твоих знакомых. И повторяю: я не собираюсь просить Идриса Хиди о чем-либо противозаконном.

Курдо кивнул. Одного слова Микаэля ему было достаточно.

Блумквист поднялся.

– Я твой должник.

– Д, ладно, мы с тобой всегда выручаем друг друга, – ответил Бакси.

Хенри Кортес положил телефонную трубку на рычаг и так громко забарабанил пальцами по письменному столу, что Моника Нильссон сердито взглянула на него, нахмурив брови. Он был глубоко погружен в собственные мысли. И хоть Моника вообще пребывала в крайнем раздражении, она решила не позволять себе срываться на Хенри.

Нильссон знала, что Блумквист непрерывно шушукается с Кортесом, Малин Эрикссон и Кристером Мальмом – они обсуждают историю Лисбет Саландер, а на них с Лоттой Карим свалилась вся рутинная работа по подготовке следующего номера журнала, который с уходом Эрики Бергер остался без руля и ветрил. Малин сама по себе, вроде бы, и неплохой вариант, но ей не хватает смелости и авторитета, которые были у Эрики Бергер. А Кортес еще просто сопляк.

Моника Нильссон была раздражена не потому, что чувствовала себя обойденной и жаждала взять на себя часть их работы – этого ей хотелось бы в самую последнюю очередь. В ее задачи входило собирать для «Миллениума» информацию о деятельности правительства, Риксдага и государственных структур. Ей нравилась эта работа и она знала ее вдоль и поперек. На нее возлагалось еще множество других обязанностей – Моника вела еженедельную колонку в профсоюзной газете, выполняла разные общественные поручения для «Международной амнистии» и так далее. Ей еще только не хватало выполнять обязанности главного редактора «Миллениума» и работать как минимум по двенадцать часов ежедневно, отказываясь от своих выходных и свободного времени.

В то же время Монике казалось, что в «Миллениуме» что-то изменилось. Журнал вдруг стал чужим. Что случилось конкретно, она не могла даже объяснить.

Микаэль Блумквист как обычно, вел себя совершенно безответственно, он то и дело отправлялся в какие-то таинственные поездки и появлялся на работе, когда ему заблагорассудится. И хотя он являлся совладельцем «Миллениума» и мог сам определять, что и когда ему делать, но все-таки и ему не мешало бы проявлять чуть больше дисциплинированности.

Кристер Мальм считался вторым совладельцем в журнале, но толку от него было мало, независимо от того, находился ли он на рабочем месте или в отпуске. Безусловно, он был одарен и вполне мог справляться с функциями главного редактора, если Эрика оказывалась очень занята или уезжала в отпуск. Но Кристер в основном выполнял решения, принятые кем-то другим. Он был незаменим, когда речь шла о графическом дизайне или о презентациях, но совершенно беспомощен, когда нужно было спланировать номер журнала.

Моника Нильссон нахмурилась.

Нет, она все же несправедлива. Ее раздражало то, что ситуация в редакции каким-то образом изменилась – сотрудники журнала больше не были единой неделимой командой, как раньше. Микаэль работал с Малин и Хенри, а все остальные как бы оказывались побоку. Эти трое объединилсь, они образовали некий внутренний круг, запирались в кабинете Эрики… то есть в кабинете Малин, – а когда выходили оттуда, то хранили полное молчание. При Эрике редакция была очень дружным коллективом. Моника не понимала, что произошло, но чувствовала, что ее не посвящают в тайны и не принимают в расчет.

Микаэль работал над историей Саландер, но никто не услышал от него даже намека, о чем там идет речь. С другой стороны, ничего необычного в этом не было. Когда-то он так же молчал и про Веннерстрёма – даже Эрика ничего не знала об этом проекте. Но на этот раз у него в доверенных лицах оказались Хенри и Малин.

Словом, Моника испытывала раздражение. Ей требовался отпуск. Ее тянуло хотя бы на короткое время вырваться на свободу. Она увидела, что Хенри Кортес натягивает вельветовый пиджак.

– Я ненадолго уйду, – сказал он. – Передай, пожалуйста, Малин, что меня не будет часа два.

– Что-то важное?

– Думаю, у меня наклевывается материал. Действительно хороший материал. Об унитазах. Я хочу кое-что проверить, но, если все сойдется, у нас будет отличная статья для июньского номера.

– Об унитазах? – переспросила изумленная Моника Нильссон, глядя ему вслед.

Эрика Бергер стиснула зубы и отправила на распечатку статью о приближающемся суде над Лисбет Саландер. Это была небольшая заметка в два столбца, предназначенная для пятой полосы, на которую обычно помещали новости о внутренней жизни. Был четверг, часы показывали 15.30. Она проработала в «Свенска моргонпостен» двенадцать дней.