Девушка с характером

Несмотря ни на что, казалось, его состояние улучшилось по сравнению с тем, что было час назад. Лицо вытянулось, только левое веко нависало и рот был искривлен, но под седой бородой это было почти незаметно.

Пауль и Мари молча сели на предложенные стулья. Мари сложила руки на коленях, ее грудь поднималась и опускалась. Пауль вдруг ощутил жгучее желание обнять Мари, как будто он должен ее защитить. Но остался сидеть неподвижно.

– Начинать всегда трудно, – произнес Лейтвин со своего места. Прозвучало как требование, и Иоганн Мельцер так это и воспринял.

– То, что я хочу сказать, – заговорил он и вытер платком левый уголок рта, – то, что я хочу сказать, касается Мари. Мари Хофгартнер – дочери моего бывшего партнера Якоба Буркарда.

Вот и сказал. Открыто признался, что лгал. Пауль видел, как лицо Мари порозовело, она открыла рот, желая что-то сказать, но Иоганн Мельцер продолжал, не обращая на нее внимания:

– Тебя, сын мой Пауль, я позвал, чтобы обо всем узнал из моих уст. Не Мари должна тебе рассказывать, я сам это сделаю. После решишь, проклянешь ли меня или сможешь простить.

Пауль не знал, нужно ли ответить, и решил промолчать. Что еще отец собирался рассказать? Ведь во лжи он уже сознался.

Мельцер снова вытер левый уголок рта, из которого текла слюна. По всей видимости, ответа он не ждал и продолжал говорить:

– Когда я тридцать лет назад пришел к Якобу Буркарду в его каретный сарай, где он собирал разные свои изобретения, я сразу понял, что нашел нужного человека. Он был один из тех, кто чувствует пульс времени, кто придумывает механизмы, в которых нуждается мир. Надо сказать, там много было всякой всячины, он даже хотел собрать телефон, который можно носить с собой. Но в первую очередь он проектировал и мог собрать прядильные и ткацкие станки. Что сказать? Мы стали партнерами, начинали с малого, ни у него, ни у меня не было денег. Но я понимал, как строить бизнес, а Якоб понимал в машинах. Банк ссудил нам денег, и за короткое время фабрика выросла до немыслимых размеров. Я купил парк, перестроил летний дом в виллу…

– Вы отвлеклись, господин Мельцер, – прервал священник его повествование. – Не ходите вокруг да около. Ближе к делу!

Никто никогда раньше не осмелился бы одернуть Иоганна Мельцера подобным образом. Но теперь он покорно кивнул и скользнул по Лейтвину усталым взглядом.

– Под моим руководством фабрика процветала, но партнер вскоре стал мне обузой. Дела его не очень интересовали, да и с деньгами он обращаться не умел. Он был до мозга костей техником, вечно ковырялся в машинах и постоянно хотел их усовершенствовать, в то время как мне нужно было выполнять обязательства по контрактам. Одним словом, через два года после моей женитьбы – в 1890 году – мы окончательно рассорились, и Буркард одномоментно исчез из города. Поначалу я беспокоился, его могли использовать конкуренты, однако этого не произошло. Он тратил свои деньги в разъездах, жил вроде бы в Англии, Швеции, потом во Франции. Вернувшись в Аугсбург, он привез с собой женщину, Луизу Хофгартнер – художницу, с которой познакомился на Монмартре. Он любил ее. Они сняли квартиру в Нижнем городе и планировали жить на доходы от фабрики. Буркарду как-никак принадлежала половина производства, а прибыль между тем была немалой, что главным образом объясняется моей деловой хваткой и неустанным тру…

– К делу, господин Мельцер! – опять вмешался пастор.

Иоганн Мельцер тяжело задышал, но повиновался требованию Лейтвина и стал продолжать:

– Вскоре я пожалел, что взял его себе в партнеры: он начал изобретать какую-то ерунду, деньги для этого брал из казны предприятия. Я думал о фабрике, стремился снизить риски, фабрика была делом мой жизни. Поэтому долю Буркарда я потихоньку прибрал себе.

Мельцер замолчал, вытер рот и попросил пить. Пауль вскочил, налил из графина в стакан воды, подал отцу. Вода вытекала у него изо рта и капала на рубашку.

Выпив полстакана, он дрожащей, будто от тяжести рукой вернул его Паулю.

– Я договорился, что он уступит мне свои акции за несколько марок, – еле ворочая языком, произнес Иоганн. – Я давно уже знал, что Якоб пил, и почем зря использовал его слабость в своих целях. Угощал вином, потом пивом – ему хватало малого. В таком состоянии он подписывал все, что я ни подсуну. Но Буркард был доброй овечкой, он доверял мне, не мог предположить, что я – его друг и партнер – окажусь подлым жадным проходимцем…

У Пауля появилось ощущение, что он стоит на краю пропасти. Его отец, которого он уважал, несмотря на всю его строгость, оказался тем, кто может злоупотребить доверием партнера, да еще столь коварным способом. Хуже того: лишив отца Мари средств к существованию, он таким образом лишил их и саму Мари, и ее мать. Пауль не смел посмотреть на Мари.

– Дальше! – Пастор был неумолим.