Девушка с татуировкой дракона

Если бы Лисбет Саландер была рядовой гражданкой, то, едва покинув офис адвоката Бьюрмана, она, скорее всего, позвонила бы в полицию и заявила бы об изнасиловании. Синяки на затылке и шее, а также «автограф» насильника в виде пятен спермы с его ДНК на ее теле и одежде стали бы неоспоримым доказательством. Даже если бы адвокат Бьюрман вздумал выкручиваться, утверждая, что «она не протестовала», или «она меня спровоцировала», или «она сама захотела сделать мне минет

», или привел бы другие стандартные аргументы насильников, он все равно столько раз нарушил закон об опекунстве, что его немедленно лишили бы права вмешиваться в ее дела – и это как минимум.

Если бы Лисбет Саландер заявила в полицию, ей наверняка предоставили бы грамотного адвоката, который хорошо разбирается именно в вопросах насилия по отношению к женщинам. И вся эта катавасия обязательно привела бы к тому, что на повестке дня опять встал бы вопрос о ее дееспособности.

Понятие «недееспособный» по отношению к взрослым начиная с 1989 года больше не применяется.

Есть два вида попечительства – наставничество и опекунство.

Наставник выступает в качестве добровольного помощника – он помогает тем, кто по разным причинам не может справляться с повседневными проблемами, с оплатой счетов или личной гигиеной. Таким наставником часто назначают кого-нибудь из родственников или близких друзей. Если таковых не имеется, наставника могут выделить органы социальной опеки. Наставничество является умеренной формой попечительства, при которой тот, кого объявили недееспособным, по-прежнему сам распоряжается своими доходами, а решения принимаются ими вместе.

Опекунство – гораздо более жесткая форма контроля, при которой подопечный лишен права самостоятельно распоряжаться своими средствами и принимать решения по каким бы то ни было вопросам. Точная формулировка гласит, что опекун берет на себя ответственность за все «правовые действия» опекаемого. В Швеции около четырех тысяч человек имеют опекунов. Чаще всего опекунов назначают тем, кто страдает резко выраженными психическими заболеваниями, зачастую в сочетании с сильной алкогольной или наркотической зависимостью. Незначительную часть составляют те, кто страдает деменцией. Но, как ни странно, опекуны преимущественно приставлены к молодежи в возрасте до тридцати пяти лет. Лисбет Саландер как раз относилась к этой возрастной группе.

Лишить человека контроля над собственной жизнью, сиречь над банковским счетом, – одна из самых унизительных мер со стороны демократических институтов, особенно в случаях с молодыми людьми. Это – унижение, даже если подобная мера считается благой и социально оправданной. Поэтому опекунство – один из самых потенциально уязвимых социальных институтов, и законы в этой сфере регулируются строгими рамками постановлений и контролируются опекунским советом муниципалитета. А тот подотчетен правлению лена и, в свою очередь, парламентскому омбудсмену.

Как правило, опекунскому совету муниципалитета приходится нелегко. Несмотря на то что он в основном занимается весьма деликатными вопросами, в прессу просачивается не так уж много жалоб или скандалов.

Изредка все-таки появляются сообщения о том, что возбуждено дело против какого-нибудь наставника или опекуна, который присвоил деньги или без разрешения продал жилье клиента, прикарманив большую сумму. Но такое случается крайне редко, что, в свою очередь, может объясняться двумя причинами. Первая из них – совет работает так, что невозможно придраться. И вторая – подопечные не имеют возможности пожаловаться и их не слышат ни журналисты, ни чиновники.

Опекунский совет муниципалитета обязан ежегодно проверять, не появились ли основания для отмены опекунства. Поскольку Лисбет Саландер с завидной регулярностью отказывалась проходить психиатрические обследования – она никогда даже не здоровалась со своими врачами, – у совета никогда не появлялось повода изменить прежнее решение. Следовательно, сохранялся статус-кво, и девушка год за годом продолжала находиться под опекой.

Закон предусматривает, что необходимость в опекунстве «должна рассматриваться индивидуально в каждом отдельном случае». Хольгер Пальмгрен понимал это таким образом, что позволял Лисбет Саландер самой распоряжаться своими деньгами и жизнью. Он скрупулезно выполнял требования совета, подавая ежемесячные и ежегодные отчеты, но в остальном относился к Лисбет Саландер как к любой другой молодой женщине и не пытался влиять на ее образ жизни или определять ее круг общения. Пальмгрен считал, что это не его дело – и тем более не дело общественности, – если молодая дама хочет носить кольцо в носу и татуировку на шее. Такой не вполне стандартный подход к решению суда и позволял ему так хорошо ладить с подопечной.

Пока опекуном Лисбет был Хольгер Пальмгрен, она не слишком задумывалась о своем юридическом статусе. Но похоже, что адвокат Нильс Бьюрман толковал закон об опекунстве совершенно иным образом.