Дьявол во мне

– У вас слишком мало информации, меньше, чем вам хотелось бы. А потому вы злитесь и обвиняете меня. Откройте глаза, офицер, и смотрите. Вы все увидите. Несомненно, увидите. Только не слушайте собственный разум, он вас отвлечет. Посмотрите и сделайте выводы.

– Это Марк? Это полицейский?

После этого вопроса отец Иоанн замолчал и не произнес больше ни слова.

Черт бы тебя побрал, старый пень!

Я был вне себя. Да, он прав. Конечно, я не обладаю информацией, а потому хочу заставить говорить немого. Ищу подход. Тонкий. Грубый. Ничего не помогло. Он еще больше закрылся. Дилетант я, жалкий дилетант! В детективных романах все намного легче.

Ладно, рассуждаем. Жертвы могли довериться полицейскому. Он мог сделать вид, что ведет их в участок… Но нет. У меня другая версия на счет Марка! Был бы он реальным маньяком, он без раздумий уехал бы из города, из страны, вместе со своей подельницей. Пожалуй, они скрывают нечто другое…

Нужно вызвать Линду на опознание рук священника Иоанна. Вот только под каким предлогом заставить его дать осмотреть руки?

Допустим, когда он будет читать Библию своим прихожанам. Да! Его ложь сыграет с ним злую шутку! Как важно следить за своим языком.

* * *

Покинув стены церкви, в которой Элизабет Миллер якобы видела ужасное лицо, измазанное кровью, я вернулся в свой отель, чтобы посмотреть почту.

От Марка пришло два сообщения.

Первое утром, в 9:58: «Элизабет пока останется у меня. Как ты, Домиан? Напиши хоть что-нибудь».

Второе днем, в 16:53 (как раз в то время, когда я ходил к священнику): «Домиан, отец Иоанн заявил в полицию, что какой-то подозрительный человек наведался к нему со странными расспросами, представившись полицейским. Он попросил прислать ему полицию для охраны. Будь осторожен, Домиан».

Благодарю за заботу, Марк. Всего разок сходил, а вони… Утопает святой человек в своей лжи, пытался спастись. Ну-ну. В тюремную камеру бы его, да как того молодого парня, чтобы он своей рукой написал чистосердечное признание. Чувствую я, что это он, вот сердцем чувствую!

Я ничего не ответил Марку. А что было отвечать? Элизабет, вероятнее всего, лежит сейчас на моем диване или играет на моем пианино. Думает, наверное: его нет, он все равно об этом не узнает. Да и какая ему вообще разница?

Ненавижу, когда чужие люди притрагиваются к моим вещам. Марку бы только позволил, это ведь его подарок.

Вечером я вышел прогуляться, пока не наступил комендантский час и не начали бродить по улице полицейские. Проветрю голову и поразмышляю о разном…

Обдумывает ли маньяк новое убийство, или решил залечь на дно?

Пока есть единственная зацепка, единственный подозреваемый, но он нем, как рыба. Несгибаемый и упрямый. К чему приведет его упрямство? К новому трупу. Не могу понять… если он маньяк, как он смог убить второй раз, находясь при этом в полицейском участке? Это невозможно. Нет, это не он. Стал бы он тогда просить охрану? Стал бы! Чтобы сбить со следа.

Он сказал мне открыть глаза и не полагаться на разум. Стоит ли мне прислушаться к его словам, или это ловушка?

Почему-то возле церкви у кладбища полицейского уже не было. Что-то поменялось? Отец Гренуй отпустил полицию и заговорил? В чем дело? Или у них один охранник на всех? И он переместил свое тело из пункта в пункт. Из одной церкви в другую.

В конце концов мое любопытство взяло надо мной верх. Я зашел внутрь. Было темно, и лишь единственный источник жизни теплился в этом мрачном, покрытом непроглядным мраком месте – голос, который громко и ясно читал библейские стихи и слова неизвестных мне молитв. Я шел на этот голос. Хотя при малейшем скрипе или шорохе готов был без оглядки бежать к выходу. Страшное место… без освещения. В воздухе стоял, нет – парил запах церковных свечей, им насквозь пропитались эти стены. Запах старости. Неизбежности. Неизвестности. В какой-то момент я понял, что мне боязно находиться здесь. Только голос священника вел меня сквозь туман тьмы и страха. Я боялся этих стен, боялся тьмы, пустоты, этого церковного запаха. Всего. И не объяснить…

Наконец я подошел к двери, из нижнего и верхнего проемов которой сочился свет. Искусственный свет.

– Отец Гренуй…

Он меня не услышал, по-прежнему читал свои молитвы. Я постучал и сказал еще громче:

– Отец Гренуй, откройте.

Готов поспорить, что на этот раз он меня услышал. Но не ответил. Просто молился и молился без остановки. Как и говорил Гарольд.

И днем, и ночью. Сутки напролет. Возможно ли спастись в церкви от дьявола? Если дьявол везде, куда глядят глаза. Как страшно видеть перед собой дочь…

Леденящий холод пробрал меня до костей.

– Отец Гренуй, я знаю, кто убил вашу дочь.

После этих слов его голос умолк. И мне стало совсем не по себе от этой пугающей тишины. Спустя несколько секунд я услышал тяжелые шаги. Затем в замке повернули ключ.

Еще через мгновение дверь открылась.