– Они разрешили тебе самому сесть за руль? – кричу я, стараясь сохранить медленный и непринужденный темп.
Будто я не считала эти часы в молчаливом ожидании его возвращения домой.
Он отрывается от грузовика, чтобы выпрямиться во весь рост, и делает шаг ко мне.
– Кто мог меня остановить?
На нем нет никаких повязок. По лбу проходит тонкая, аккуратная линия черных швов, примерно на три сантиметра ниже линии роста волос. Порез оказался меньше, чем я предполагала из-за большого количества крови. Тем не менее он выглядит болезненным. С кожи смыта большая часть крови, но борода свалялась и слиплась в багровые комки.
Я закусываю губу, чтобы не улыбнуться, когда новая волна облегчения и счастья захлестывает меня. Я киваю на лоб Джоны.
– Сколько?
– Только девять. Должно хорошо зажить. – Его губы расплываются в лукавой улыбке. – Док сказала, что это только добавит мне привлекательности. Думаю, она флиртовала со мной.
– Точно. Конечно, флиртовала. – Я закатываю глаза, но смеюсь. – А все остальное в порядке?
– Плечо немного болит, но не похоже, что что-то порвано. Мне повезло.
– Это точно.
Я снова думаю о том, как мог бы пройти сегодняшний день, и содрогаюсь.
– Пошли посмотрим на крыльцо Рена! – настаивает Мейбл, таща Джону за руку.
– Позже, малая, – говорит он, обронив папино прозвище для нее. – Мне нужно принять душ и переодеться. Может быть, подремать.
Темно-синий цвет его хлопчатобумажной рубашки хорошо скрывает пятна крови, но не полностью. Джона кивает на что-то вдалеке, ухмыляясь.
– Кажется, кто-то все же хочет посмотреть.
Мы оборачиваемся и видим Бандита, несущегося к дому моего отца.
– Чипсы! – восклицает Мейбл и убегает за ним.
Джона усмехается.
– Пока ты рядом, он будет хорошо питаться.
– Неважно. Он может съесть все. После сегодняшнего дня у меня пропал аппетит.
Я обхватываю себя руками, чтобы защититься от прохладного ветра. Джона открывает рот, чтобы что-то сказать, но потом, кажется, передумывает. Дотянувшись до окна со стороны водителя, он достает оттуда красночерную клетчатую фланелевую куртку и бросает ее мне.
– Решил, что ты не захочешь возвращать свой кардиган. Это самая маленькая из всех, что у них были. Должна подойти.
– Вау. Это… Спасибо. – Я просовываю руки в рукава и натягиваю куртку, наслаждаясь мягкостью материала на кончиках пальцев. – Теперь я выгляжу так, будто мне здесь самое место.
– Я бы не стал заходить так далеко, – говорит Джона, но улыбается.
– Ты не знаешь, когда папа вернется домой?
– Наверное, нескоро. Федеральное управление гражданской авиации разрешило нам снова вылетать.
– Да, мы видим самолеты уже последний час.
С нашего крыльца открывается прекрасный вид на небо вокруг аэропорта. Я не могу не задаться вопросом, было ли это сделано намеренно или просто оказалось счастливой случайностью, когда папа переехал сюда.
– Он все еще общается со следователем, но они давно знакомы, так что, надеюсь, это ускорит дело. Не то чтобы должны появиться какие-то проблемы. У нас есть все записи о техобслуживании. Мне нужно побыстрее получить разрешение, чтобы вернуться в воздух. – Тон Джоны небрежный. Это не тон взволнованного человека, который сегодня мог умереть, но и не тон человека, который только и ждет, чтобы уколоть меня.
Я качаю головой. Он только что вернулся из больницы после крушения самолета, и ему уже не терпится снова подняться в воздух.
– Чертовы небесные ковбои, – бормочу я себе под нос.
– Хм?
– Ничего. – Я киваю в сторону его дома, плотнее кутаясь в куртку. – Еще раз спасибо за нее. Тебе стоит пойти отдохнуть.
Джона начинает подниматься к своему крыльцу; его шаги медленные и, кажется, неохотные.
– Эй… Ты сегодня далеко продвинулась с сайтом? – спрашивает он через плечо.
– Не очень.
– А ты не особо любишь напряженную работу, да?
А вот и Джона, которого я знаю.
– Может быть, если бы ты научился держать самолет в воздухе, я бы не так сильно отвлекалась.
Его ответная усмешка оказывается глубокой и теплой, и она заставляет мое тело слегка затрепетать.
– Приноси свой компьютер после ужина, и мы сможем поработать вместе.
Я хмурюсь.
– Ты уверен?
– Надо довести дело до конца, верно?
Он ускоряет шаг, поднимается по лестнице и исчезает в доме.
Когда я оставляю отца и Мейбл в гостиной и шагаю по болотистой траве, небо все еще залито солнечным светом – обманчиво для восьми часов вечера. В руках у меня тарелка с остатками еды, а под мышкой зажат макбук. Я сомневаюсь всего секунду, прежде чем постучать в дверь костяшками пальцев.
– Ага!
Я замираю еще на мгновение, ожидая звука приближающихся шагов.
– Я не буду вставать!
Я открываю дверь. Когда я вхожу в маленькую аккуратную кухню, полностью повторяющую кухню моего отца по планировке и стилю – вплоть до цвета шкафов и столешниц, – в нос ударяет аромат лимонов и мяты. И все же она кажется свежей, чистой и новой.
Вероятно, из-за отсутствия армии уток.
Но еще и потому, что я готовилась к запаху несвежего пива и трехдневных свиных отбивных – тому, что может соответствовать жизни аляскинского пилота и холостяка, не уделяющего много внимания своему внешнему виду.