Читаем Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я… полностью

Зайдя по щиколотку в теплую воду, мы с Беном расправили сеть, каждый держа по шесту, и туго натянули ее. Нижняя часть сети была утяжелена маленькими грузилами, верхняя снабжена поплавками. Мы зашли в море на пару метров дальше, пока вода не поднялась до бедер, и тогда я воткнула свой шест в песок, придерживая его у самого низа, так что одно мое плечо погрузилось в воду, а голову пришлось отклонить к другому; моя щека задевала поверхность воды. Бен тоже наклонился, ведя своим шестом по песчаному дну, описывая вокруг меня широкую дугу, и сеть надулась пузырем в сторону от нас, точно парус.

Бен описал чуть больше половины окружности и сказал:

– Готово.

На счет три мы вздернули в воздух шесты параллельно поверхности и вытащили сеть, извлекая из океанской воды сотни мальков. Пойманная рыбешка беспомощно трепыхалась, крохотные плавнички раскрывались и складывались. Мы выбрались на берег, где было оставлено ведро, наполненное морской водой.

– Впечатляющий улов, – довольно сказал Бен. Он опустился на колени и начал отделять серебряных рыбешек от обычной рыбной молоди, складывая первых в ведро и перебрасывая остальных через плечо обратно в залив. – Никогда не знаешь, что скрывается под поверхностью.

– Бен, мне нужно кое-что у тебя спросить.

За минувший год я набралась уверенности. Мой голос был сильным и не дрожал.

Он кивнул мне, мол, продолжай, но не поднял головы, полностью поглощенный своей задачей.

– Чарльз знает о вас с мамой?

Ритм движений Бена изменился, он стал работать медленнее, возможно, давая себе время на обдумывание моего вопроса. Закончив сортировку, он поднялся на ноги и понес пустую сеть обратно в воду, жестом приглашая меня присоединиться к нему. Я послушалась, мы растянули сеть на всю длину и опрокинули ее в воду, чтобы смыть запутавшиеся водоросли.

– По правде говоря, – медленно промолвил Бен, – он спросил меня об этом весной.

У меня упало сердце.

– Что вызвало его подозрения?

– Он не сказал, – пожал Бен плечами. – Должно быть, просто что-то почуял.

Мы двинулись обратно к берегу.

– Я, конечно же, все отрицал. И Чарльз мне поверил, я уверен в этом. – Бен счищал кусочки бурых водорослей, сворачивая свою часть сети по направлению ко мне. – Более того, после этого он пожалел о своем вопросе и извинился. Это на самом деле не пустячное обвинение.

Я задумалась. Бен обиделся из-за того, что его лучший друг мог прийти к такому ужасному выводу, а Чарльз чувствовал себя виноватым из-за выдвинутого обвинения. Оба они знали правду, но со всем рвением предпочитали ложь.

– Ты рассказал об этом маме?

Бен помотал головой.


Сзади к нам подошел Питер вместе с моей близкой подругой, с которой тогда начал встречаться. Они собирались прокатиться по вечерним маршам, а потом их ждали барбекю и костер на внешнем пляже.

– Кого наловили? – спросила моя подруга, заглядывая в ведро. Мы делали вид, будто нет ничего необычного в том, что она собирается проводить время с Питером без меня.

– Мальков, – ответила я. – Когда-нибудь пробовала?

Она сморщила нос.

– Пф, такие малявки! Как их чистить?

– А их и не чистят. Их едят целиком – с внутренностями, головой, костями и всем прочим. Фри по-нуазетски, – ответил за меня Питер. Ему явно не терпелось добраться до воды, и он поторопил: – Ну же, идем.

Я смотрела, как они забрались сперва в шлюпку моего брата, а потом поднялись на борт его катера; Питер у руля, моя подруга на носу. Я задумалась: Питер тоже догадался насчет матери и Бена? Если да, это могло бы объяснить, почему после моего возвращения домой он стал держаться отчужденнее, чем обычно, разговаривая со мной односложными репликами, с какой-то тихой обидой, постоянно кипевшей внутри.

Я плюхнулась на песок, чувствуя себя невероятно одинокой. Почему я не еду на этот пикник с друзьями? Или не встречаюсь с Адамом, который приглашал меня послушать мою любимую местную группу в мой любимый местный бар. Вместо этого я предпочла остаться дома и помогать матери. Тогда впервые я осознала пропасть между той жизнью, которой жила, и той, которой хотела жить. Я больше не понимала цели этого бессмысленного фарса. Казалось, тайну Малабар знали уже все. Бренда. Адам, пусть и с моей подачи. Возможно, Питер. А теперь, что хуже всего, и Чарльз – хотя, по всей видимости, он решил поверить другу ради сохранения собственного достоинства. Неужто только одна Лили оставалась в неведении?

Через пару дней уеду в колледж, напомнила я себе. До моего нового побега рукой подать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Замок из стекла. Книги о сильных людях и удивительных судьбах

Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…
Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жаркой июльской ночью мать разбудила Эдриенн шестью простыми словами: «Бен Саутер только что поцеловал меня!»Дочь мгновенно стала сообщницей своей матери: помогала ей обманывать мужа, лгала, чтобы у нее была возможность тайно встречаться с любовником. Этот роман имел катастрофические последствия для всех вовлеченных в него людей…«Дикая игра» – это блестящие мемуары о том, как близкие люди могут разбить наше сердце просто потому, что имеют к нему доступ, о лжи, в которую мы погружаемся с головой, чтобы оправдать своих любимых и себя. Это история медленной и мучительной потери матери, напоминание о том, что у каждого ребенка должно быть детство, мы не обязаны повторять ошибки наших родителей и имеем все для того, чтобы построить счастливую жизнь по собственному сценарию.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эдриенн Бродер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное