Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

– Как жаль, – огорчился Бен. – Ему повезло, что он нашел тебя, но передай ему от меня: всего один неверный шаг… – И он изобразил, как сворачивает чью-то шею, тем же жестом, которым в тот памятный первый вечер показывал, как убивает голубей. – И ему конец! – Бен улыбнулся, сделал большой глоток чая и подмигнул мне. – Кроме того, я уже некоторое время назад присмотрел для тебя кое-кого. Ждал только, когда тебе исполнится восемнадцать.

Я вспыхнула. Кого он мог иметь в виду?

– Бен, – окликнула его мать, меняя тему. – Как я понимаю, ты нынче приехал с пустыми руками. И что же мы будем сегодня дегустировать? Воздух?

Бен рассмеялся; он ждал этого момента.

– Ну, поскольку Ренни вернулась к нам, а Бренда приехала погостить, я подумал, что нам стоит пройти новое испытание. Как вам идея для уик-энда «съешь то, что сам убьешь»?

Бренда от изумления разинула рот. Родившаяся в Нью-Джерси и выросшая в Манхэттене, она была горожанкой настолько, насколько вообще можно ею быть. Если она не была занята подрезкой маминых кустов, натянув предварительно перчатки, то ее пальцы были унизаны крупными серебряными кольцами. Эти чудесные нежные руки не годились для выкапывания клэмов из ила или отдирания мидий от скал, и Бен это знал.

– Итак, милая, – сказал Бен моей матери, играя на публику. – Чего твоей душеньке угодно? Лобстера? Полосатого окуня? Мидий? Черристоунов? Твое желание для меня закон, как и всегда.

Во время этой смелой речи я исподтишка изучала Чарльза – неужели Бен всегда так откровенно флиртовал? – и заметила, как полуулыбка искривила левую сторону рта отчима. Наши глаза встретились, и Чарльз задержал мой взгляд. В этот момент я была совершенно уверена: он знал. Или как минимум подозревал. Он внезапно опустил глаза и покачал головой. Знает ли он, что я знаю?

– Ловлю на слове, – игриво отозвалась Малабар. – Я хотела бы мальков к сегодняшним коктейлям. А завтра сотворю буйабес из всего, что вы наловите.

– Малабар, да ты просто чудо! – сказала Лили.

– Договорились, – подытожил Бен.

* * *

В углу подвала мы с матерью растаскивали в стороны кучу побитых жизнью шезлонгов, протертых до основы ветровок, сломанных удочек и другого хлама, под которым надеялись найти старую сеть для ловли мальков.

– Думаю, нам с Беном надо идти ловить мальков вдвоем, – сказала я. – Тебе лучше сегодня остаться дома с Чарльзом и Лили. Чарльз как в воду опущенный. Что-то не так.

– Чепуха! Я хочу пойти, – отбивалась мать. – А их двоих может развлечь Бренда.

– Мама, случилось что-то такое, о чем ты мне не рассказала? Чарльз знает? – спросила я. Паника ощущалась физически, свила гнездо у меня в груди.

– Нет, конечно, – фыркнула она, оттаскивая пенопластовую доску для серфинга. – Чарльз ничего не знает… – За доской оказалась искомая сеть. – Вот она!

Прямоугольная сеть длиной в три с половиной метра и в один метр высотой стояла в углу, аккуратно намотанная на два высоких концевых шеста. Мы развернули ее, чтобы проверить на наличие прорех и плесени, но, несмотря на несколько лет хранения в нашем сыром подвале, сеть, похоже, была в хорошей форме. Мы скатывали ее обратно, пока наши руки не соприкоснулись. Я прижала ее указательный палец своим и сказала:

– Надеюсь, что ты права, мам.

Мать вручила мне свой шест и принялась складывать вещи обратно в кучу.

– Чарльз кажется подавленным, – добавила я. – Думаю, он вас подозревает.

– Ренни, тебе когда-нибудь приходило в голову, что ты знаешь не все на свете? Чарльз подавлен потому, что беспокоится о своем здоровье. Это страшно – стареть. Ты, пожалуй, была слишком маленькой, чтобы помнить, насколько другим был Чарльз до своих инсультов. – Мать стояла спиной ко мне, складывая пляжное барахло. – Это страшно – смотреть в лицо собственной смертности.

– Мама, остановись! Посмотри на меня, пожалуйста.

Она повернулась ко мне, и я увидела страх. Мне впервые пришло в голову, что, наверное, моя мать боится смерти Чарльза. Может быть, именно мысль о возможности остаться одной – о том, что можно овдоветь в таком еще молодом возрасте, – изначально и толкнула ее в объятия Бена. Я знала, что она искренне любила Чарльза, когда они познакомились, и по-прежнему была к нему неравнодушна.

– Вы с Беном ведете себя откровеннее, чем вам кажется. Я вижу это отчетливее, потому что меня так долго не было. Говорю тебе, Чарльз подозревает. Пожалуйста, будьте осторожнее, – взмолилась я. – И, пожалуйста, пожалуйста, не говори больше никому! Уже и так слишком многие знают.

– Ну, если бы ты не подставила меня, шатаясь бог весть где, – проговорила мать в неуклюжей попытке сострить, – мне не пришлось бы искать новых наперсников.

– Остановись, – повторила я. – Я беспокоюсь. Чарльз не дурак. Тебе нужно подумать о его чувствах.

– Ладно, – согласилась она. – Идите за мальками без меня.

* * *