Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жизнь матери и Чарльза изменилась за время моих странствий. Они перебрались из особняка на Эссекс-роуд в верхние два этажа таунхауса на Бикон-Хилл, где, к счастью для Чарльза, был лифт. Хотя Чарльзу было всего около шестидесяти пяти, он выглядел лет на десять старше, теперь уже постоянно шаркал при ходьбе. Аневризма в мозгу висела вечной угрозой, хотя ему об этом так и не сообщили. Если оставить все, как есть, аневризма в итоге прорвалась бы, мгновенно убив его. Ситуация, в которой нет «меньшего зла».

Мать наняла сиделку по имени Хейзел, чтобы та присматривала за Чарльзом в Бостоне. Это давало ей свободу, чтобы отлучаться на Кейп-Код или в Нью-Йорк для встреч с Беном. Хейзел была женщиной средних лет, родом из Новой Шотландии. Мать охарактеризовала ее словами «мрачная и мордастая».

– Она такая деревенщина, Ренни! – жаловалась мать. – Но людей, ищущих работу с неполной занятостью, не так уж много. Все нормально. И Чарльз не имеет ничего против нее. Она нужна нам всего на пару часов в день, чтобы прибраться и приготовить еду.

* * *

Брат при встрече осторожно приглядывался ко мне, и я поняла, что дистанция между нами увеличилась. За время моего отсутствия Питер преобразился. Заключительный этап бурного роста заставил его вытянуться за метр восемьдесят, гарантируя, что теперь он всегда будет возвышаться надо мной. Брат превратился из мальчика в мужчину и обзавелся мощным арсеналом новых жестов, не говоря уже об обаянии, которое очень редко направлял на меня. Как и наш отец, Питер умел обращаться с красивыми женщинами; некоторые из них были моими подругами.

Чарльз тепло приветствовал мое возвращение и был мил, как всегда, но его красивое лицо, на котором прибавилось морщин за время моего отсутствия, казалось расстроенным. Похоже, он еще глубже погрузился в мир своих интересов и был особенно одержим «Уидой», этим призраком кораблекрушения, который безраздельно завладел его воображением. В 1717 году этот корабль был застигнут коварным норд-остом у Кейп-Кода и затонул. Многие годы мы втроем – Малабар, Питер и я – без энтузиазма слушали нашего диванного охотника за сокровищами, когда он распространялся о пиратах, которые захватили судно во время его первого выхода в море, и о сокровищах на борту, ставших добычей океана. У Чарльза были свои теории насчет того, где судно затонуло и как приливы могли переместить его. Он читал о нем книгу за книгой и делился подробностями, которые, как ему казалось, могли бы зажечь в нас интерес, но все зря. Мы считали его одержимость очаровательной, однако легко игнорировали ее. В конце концов, охотники за сокровищами, мародеры и «буканьеры» – береговые пираты, которые грабили корабли, садившиеся на мель у опасных побережий по ночам, – гонялись за этой мечтой больше двухсот пятидесяти лет. Наверняка, если там можно было найти какие-то сокровища, их бы уже нашли.

Ни Чарльз, ни моя мать не прилагали особых усилий, чтобы помочь Адаму почувствовать себя как дома; они словно знали, что надолго он здесь не задержится и потому вкладываться в него не стоит. Но Адам тоже держался отстраненно; он не желал быть причастным к ежедневной лжи и замалчиванию. Через пару недель после нашего приезда мать предложила Адаму снять собственное жилье.

– Одно дело обжиматься по мотелям, Ренни, и совсем другое – делать это под моей крышей, – сказала Малабар, утверждая, что ее беспокоит мнение соседей.

Необходимость сменить место жительства позволило Адаму облегченно выдохнуть. Он нашел работу мойщика посуды и, как только получил первую зарплату, снял ветхий однокомнатный коттедж на озере Кристал, всего в паре километров от нас, где каждую ночь слышались хоры квакш и лягушек, а каждое утро раскрывались водяные лилии. Оставшееся время на Кейп-Коде я делила между двумя домами, как привыкла делать всю жизнь, и работала официанткой в одном из популярных рыбных ресторанов городка, «Клэм-баре Салли».

За лето мы с Адамом охладели друг к другу. Пытались кое-как ладить, но различия между мною и им на привычной для меня территории проявлялись разительно. И, несмотря на переживания, нам обоим до странности не терпелось дождаться конца августа, чтобы я уехала в колледж в Нью-Йорке, а наши отношения упокоились с миром.

* * *