Дикая одиссея. 6 000 км по Сибири, Китаю и Монголии с моими собаками

Да, именно таков наш мир. Мир, в котором сказанное имеет гораздо большее значение, чем сделанное. Мир, в котором необходимо искажать правду, а если возникнет потребность — ее выдумывать. Мир обещаний, которые не выполняются, и лжи, которая не воспринимается как ложь, потому что прикрывается ложью других людей. В качестве примера может служить «дело Каюзака», которое кажется мне особенно показательным применительно к тому, о чем я сейчас рассуждаю. Министр, который сделал борьбу с уклонениями от уплаты налогов своим коньком и который, как выяснилось, был абсолютным чемпионом по части подобных уклонений, причем в масштабах, которые в ту эпоху были просто невообразимыми… Ну что за люди! Какой позор! Самое худшее заключается в том, что негодование по данному поводу длилось не дольше, чем горит пучок сухого сена, потому что обман стал уже нормой жизни. В настроениях людей наблюдается что-то вроде фатализма, который вызывает у меня немалую тревогу. Правосудию следовало относиться с особой суровостью к преступникам, которые выдавали себя за поборников справедливости.

История с вымышленным тигром перекликается в моем мозгу с ложью Каюзака. Думая обо всем этом, я скольжу по девственному снегу, белизна которого кажется мне олицетворением чистоты. Такие скачки в ходе мыслей могут показаться странными, однако я, когда еду на собачьей упряжке, частенько думаю о чем-то, что никак не связано с моим путешествием. Набираясь с возрастом все больше жизненного опыта и мудрости, я чаще и чаще размышляю о том, куда катится мир и какого будущего я хотел бы для своих детей.

Я не видел тигра. Я не видел даже его следа, что было бы для меня вполне достаточно, потому что для такого следопыта, каким являюсь я, увидеть след — это почти что увидеть животное, которое его оставило…

У меня есть еще шансы — правда, очень маленькие — натолкнуться на этого хищника возле реки Амур, однако я знаю, что рядом с этой рекой их проживает гораздо меньше, чем в горах, которые я пересек. Поэтому-то мои шансы увидеть тигра такие маленькие. Очень маленькие, почти нулевые…

Зато по мере того как я двигаюсь на запад, я встречаю птиц, которых никак не ожидал увидеть здесь в таком количестве, — это фазаны. Настоящие фазаны, дикие, а не те птички, которых разводят люди и которых парижане приезжают по воскресеньям пострелять в Солонь — регион, где я живу. Те фазаны, что встречаются здесь, выглядят великолепно. Они живут стаями от пяти до тридцати или даже сорока особей.

Собак забавляет присутствие этих птиц, и, едва завидев их, они начинают бежать быстрее, наверняка теша себя надеждой, что рано или поздно застанут их врасплох. Однако фазаны, будучи осмотрительными и прыткими, взмывают в воздух задолго до того, как собаки подбегут к ним. Иногда мы видим мелькнувших где-то в стороне лис, которые питаются в основном фазанами. Я наталкиваюсь на множество рысьих следов, но увидеть хотя бы одну рысь мне не удается. Рысь вообще довольно скрытное животное. Она, как и все представители семейства кошачьих, ведет себя очень осторожно.

Собаки прогрессируют изо дня в день. Они быстро приучаются выбирать темп бега, который могут выдерживать в течение нескольких часов подряд. Бегут они ровно, размеренно, и в их действиях уже нет ни малейшей несогласованности, хотя некоторые из них находятся в более благоприятных условиях, чем другие.

Я с годами уже не настолько ловкий, каким был раньше, но мое тело все же нашло в себе энергию, требуемую для такого путешествия. С меня сошел жирок, мускулы укрепились, и я снова приобрел спортивную форму марафонца. Чтобы еще больше увеличить физическую нагрузку, связанную с ездой на собачьей упряжке, я довольно часто бегу позади саней, причем стараюсь с каждым разом бежать дольше и быстрее, постепенно повышая пределы своих физических возможностей. Правда, сегодня, при пятидесятиградусном морозе, я веду себя сдержанно. Позволять такому холодному воздуху стремительно врываться в рот, а затем в легкие крайне нежелательно. Как раз наоборот: нужно ограничивать свою физическую нагрузку и нагрузку собак, чтобы избежать обморожений. Я делаю это как само собой разумеющееся, особо не задумываясь, поскольку очень хорошо знаю этого старого друга — мороза.

Где-то к двум часам дня я начинаю искать глазами сухое дерево, возле которого можно было бы сделать остановку, развести костер пожарче и, расплавив в котелке снег, напоить собак, но тут замечаю дымок, поднимающийся над густым лесом. Узенькая тропка, отделяющаяся от дороги, по которой я еду, ведет к поляне. На этой поляне я замечаю хижину. Бюрка и Квест, конечно же, даже без каких-либо команд с моей стороны, сворачивают на эту узенькую тропу. Я позволяю им это сделать, заранее радуясь, что во время короткой остановки смогу избавиться от ледяной корочки, которая парализует лицо.