Дикая одиссея. 6 000 км по Сибири, Китаю и Монголии с моими собаками

Все эти трудности мешают мне любоваться красотой пейзажа, потрясающей красотой. Эти горы — сказочные, величественные, с красивыми вершинами, желтовато-коричневый цвет которых резко контрастирует с белизной снега и пронзительной голубизной неба. Кое-где — и вблизи, и вдали — бросается в глаза приятный зеленый цвет сосновых боров. Долина переливается тысячей огоньков, отражаемых льдом и снегом, а также голубоватой водой, струящейся повсюду понемногу. К этому добавляется необычайно разнообразная фауна, следы которой я встречаю везде. Иногда удается увидеть и самих животных — диких баранов, оленей, косуль, кабанов и лосей, а также многочисленных хищников (таких как волки и рыси).

Конечно же. Квест и в гораздо меньшей степени Дарк и Вольф не упускают ни малейшей возможности понюхать следы и едва не впадают в истерию, если они оказываются свежими. У них вызывают сильное волнение исходящие от следов запахи диких животных, а поскольку эти запахи для них приятные, они служат своего рода компенсацией за трудности, которые нам приходится преодолевать.

К вечеру я чувствую себя таким же измученным, как и в предыдущий день, но при этом испытываю удовлетворение оттого, что мне удалось справиться с двумя главными препятствиями — теми самыми двумя перевалами, которые мы преодолели вчера и сегодня.

Я разговариваю об этом со своими проводниками-монголами, усевшись вместе с ними вокруг костра. Они подтверждают, что большая часть трудностей уже позади и условия нашего продвижения должны улучшиться. Тем не менее меня отнюдь не охватывает благодушие, поскольку еще никто не проходил по этому маршруту ни этой зимой, ни в предыдущие зимы, не считая одного из моих проводников (который, кстати, очень уклончиво отвечает на вопрос, знает ли он эти места). Наши разговоры ограничиваются техническими проблемами. Проводники вежливо отвечают на вопросы более личного характера, но не очень стремятся поддерживать разговор и явно выражают желание побыстрее уйти в свой шатер, где они поддерживают тепло с помощью маленькой разборной дровяной печки, изготовленной из тонкого листового железа. Чингун — монгол, хорошо разговаривающий по-французски, — проявляет гораздо больше общительности (или же любопытства), и мы рассказываем друг другу о наших странах, сравнивая преимущества и недостатки одной и другой. Чингун, в частности, рассказывает мне об экономике Монголии, в которой сейчас начинается настоящий бум в результате того, что были обнаружены огромные залежи полезных ископаемых. Благодаря своей близости к Китаю, который, как известно, является ненасытным потребителем сырьевых материалов, Монголия должна в ближайшем времени вступить в период очень быстрого (одного из самых быстрых в мире) экономического роста. Это не обойдется без сильных потрясений, и такая перспектива беспокоит моего собеседника, хотя он и с восторгом относится к прогнозируемому экономическому росту. И в самом деле, несмотря на вопиющую слабость своей инфраструктуры, Монголия могла бы стать одним из ключевых игроков на энергетическом рынке, и ее судьба в этом случае могла бы быть похожей на судьбу такой страны, как Катар. Однако при этом неизбежно возникает вопрос: а нужно ли это Монголии? Я весьма далек от обидно высокомерной идеи уготовить для этой страны роль этнологического, культуроведческого и экологического музея, но, поскольку я видел истинное счастье тех кочевников, которых встречал в степи и в горах, полагаю, что такой вопрос вполне резонный. Не потеряют ли они больше, чем приобретут? Что принесут монголам дополнительные ресурсы, если им вполне хватает того, что у них уже есть, и если они и так уже живут в свое удовольствие, не претендуя ни на что другое? Я это знаю потому, что подолгу обсуждал подобные вопросы со многими из них. Точно такие же разговоры я вел в Сибири с моими друзьями-оленеводами, а именно с эвенками, с которыми я близко знаком, так как провел в их компании больше года, и с которыми я часто разговаривал на такие фундаментальные темы, затрагивая их проблемы, в том числе проблему выживания культуры и сохранения самобытности.

— Это в Улан-Баторе монголы мечтают об обогащении, — утверждает Чингун, — а в степи кочевники не очень-то дружелюбно относятся ко всем этим компаниям, которые бурят землю и хотят извлечь из нее богатства, к которым они не имеют никакого отношения.

— Как это все будет происходить, всем известно. Эти компании профинансируют строительство дорог, выплатят компенсацию тем кочевникам, чьему скоту будет нанесен ущерб в результате добычи полезных ископаемых…

— В таком случае этим кочевникам уже не нужно будет работать, и они от безделья начнут пьянствовать. Подобное уже кое-где происходит.