Дикая сердцем

Мне казалось, что я принимаю Аляску, извлекаю лучшее из моей не самой идеальной ситуации, но что, если я делала это неправильно? Одно я знаю точно: наши отношения покатились вниз по крутому грязному склону вчера. Как нам теперь подняться обратно на вершину? Есть ли у нас вообще путь наверх?

Во мне разрастается паника. Может быть, покорность, которая встретила меня сегодня утром, была вовсе не покорностью, а смирением. Может, Джона понял для себя то, что я пока еще не хочу признавать?

Неужели для него это уже вопрос не поиска пути назад, а вопрос поиска выхода?

Я никогда и ни к кому не испытывала того, что чувствую к Джоне, и мысль, что это может быть началом конца наших отношений – что я могу потерять Джону из-за всего этого, – заставляет меня закрыть воду и спешно броситься вытираться. К желудку подкатывает тошнота.

Я выскакиваю из ванной, наспех обмотавшись полотенцем, намереваясь быстренько одеться и отыскать Джону, где бы он ни был в доме, чтобы исправить тот хаос, который я учинила.

Но он все еще в нашей спальне. Сидит на краю кровати, уставившись на свои сцепленные руки.

И я не могу подобрать подходящих слов.

– Мне так жаль, Джона. Я была такой идиоткой. – Мой голос дрожит. – Пожалуйста, скажи мне, что ты еще не бросаешь меня.

Он выдавливает слабую улыбку, и на мгновение я отвлекаюсь от темных кругов под его глазами. Не похоже, чтобы он хорошо спал сегодня.

– Мы оба придурки. Согласна? – Он протягивает руку, подзывая меня подойти.

Я сразу же бросаюсь к нему, но замираю, когда оказываюсь рядом – часть меня хочет упасть к нему в объятия, а другая – с ужасом ждет, что он удержит меня на расстоянии вытянутой руки, что уже слишком поздно, что склон, с которого мы вчера сорвались, оказался слишком крутым, а подъем – слишком скользким.

Что он уже принял решение больше не пытаться.

Но потом Джона обнимает мои бедра теплыми руками, и его большие пальцы гладят мою кожу, даря мне надежду.

– Использовать работу в качестве причины, по которой я уехал вчера утром, было глупым поступком. Я не подумал, что ты так отреагируешь. Но я должен был это предвидеть. – Его глаза светятся искренностью. – Прости меня.

Я сглатываю растущий в горле ком.

– Я отреагировала слишком бурно…

– Нет. – Он раздвигает ноги, притягивает меня к себе и сажает на свое бедро. Я пользуюсь возможностью обхватить его плечи руками и прижимаюсь теснее. – Ты просто отреагировала. На то, что, очевидно, занимает тебя уже давно и о чем ты ничего мне не говорила. – Он прижимается лбом к моей ключице. Я чувствую капли воды на коже.

– Я не хочу мешать тебе заниматься тем, чем ты хочешь, Джона, – шепчу я. Неуверенными кончиками пальцев я глажу его покрытую бородой челюсть. – Я вижу, как тебе нравится работать на Сэма. Ты ночами корпел над учебниками.

Он усмехается.

– Я давно не узнавал чего-нибудь абсолютно нового для себя. И мне понравилось это.

– Я просто не знаю, что я здесь делаю, кроме пребывания с тобой. Не пойми меня неправильно, мне нравится быть с тобой, и я люблю, когда ты возвращаешься домой вечерами, и нет никого другого, с кем я хотела бы быть, но я чувствую, что… – Я пытаюсь подобрать правильные слова, чтобы выразить этот клубок чувств внутри меня. – Я не знаю, кто я здесь. По крайней мере в «Йети» мы начинали на равных…

– Он все еще существует, Калла.

– Я знаю, но сейчас все иначе. Ты занят другими делами. Теперь он вроде как просто запасной вариант. Я больше не чувствую его нашим совместным предприятием.

Джона медленно кивает.

– Справедливо.

– И мне кажется, я не создана для того, чтобы проводить в одиночестве так много времени. Я не виню тебя в этом, – быстро добавляю я. – Но начинаю думать, что причина, по которой я оставалась дома с мамой и Саймоном все эти годы, была не столько в высокой стоимости аренды, сколько в том, что мне просто нравилось быть рядом со своей семьей.

У меня было лучшее от обоих этих миров – свобода и уединение, однако я никогда не чувствовала себя одинокой. Мне нравится быть в движении, быть в окружении людей.

– Наверное, в этом я похожа на свою мать больше, чем хочу это признавать.

Мы обе живем по расписанию, в котором полно встреч, на которые нужно успеть, светских тусовок, которые нужно посетить, и задач, которые нужно выполнить.

– Для меня это большие перемены. – Я колеблюсь. – И я не знаю, как это объяснить, но, кажется, я начинаю чувствовать, что теряю часть себя?

Я помню, как моя мама однажды заговорила об этом: что, оказавшись изолированной в крошечном мшисто-зеленом домике в тундре в разгар зимы, за тысячи километров от всего и всех, кого она знала, она начала сомневаться и бояться, кем она станет через пять, десять, двадцать лет, если останется там, о каком выборе она будет сожалеть потом.

Так вот что она имела в виду?

Джона изучает мое лицо.