Дикая сердцем

Может быть, это была не случайность, что мой страх забеременеть нарушил планы Джоны в тот день и что наш самолет чуть не разбился, из-за чего Джона познакомился с Сэмом.

Может быть, это был знак, что я подслушала его разговор с Мари о работе, от которой он отказывался.

И, может быть, это к лучшему, что я подтолкнула его согласиться на работу, которая в итоге так ему понравилась.

Потому что в противном случае, что было бы с нами сейчас? Я бы планировала нашу свадьбу и помогала Джоне развивать «Йети». Джона был бы со мной рядом и летал на заказы, но он бы не любил эту работу.

А что потом?

Как скоро ему надоело бы заниматься поставками и играть в туристического гида? Он начал бы обижаться на меня за то, что я держу его на привязи обещаний, и потом признался бы в том, что он несчастлив? Конечно, я бы сказала ему делать то, что он любит, и он начал бы искать работу, похожую на ту, которую предложил ему Сэм. В летние месяцы без своего пилота «Йети» отошел бы на второй план, а я бы осталась в раздумьях, чем себя занимать в эти долгие дни. В конце концов мы бы все равно оказались здесь, только с брачными клятвами и совместно прожитыми годами за плечами.

Так что, возможно, то, что все это происходит сейчас, к лучшему.

Когда я поднимаюсь наверх, я прохожу мимо шкафа, который привезли всего несколько недель назад. Сейчас в нем стоит только одна вещь – статуэтка Этель из моржовой кости. Она привлекает мое внимание, и я надолго замираю, изучая ее.

Возможно, сказка Этель о вороне и его жене-гусыне была не так уж и неточна.

Мне удается сохранять самообладание, пока я не оказываюсь в одиночестве под нашим одеялом. А потом я заглушаю рыдания подушкой, ощущая, впервые с прошлого лета, что наши отношения с Джоной подходят к концу.

Глава 34

– Калла.

– М-м-м? – Я с трудом открываю глаза.

Джона нависает надо мной с кружкой в руке.

– Подумал, тебе может это понадобиться.

Он ставит кружку на мою тумбочку. Затем достает из кармана пузырек с таблетками и оставляет его рядом с моим кофе.

Из коридора проникает достаточно солнечного света, чтобы я заметила в кружке вспененное молоко.

– Ты сделал мне латте?

– Я задолжал со вчера, помнишь? Эта машина не такая уж и сложная, как я думал. – В его голосе нет и намека на злость или обиду. Я бы даже сказала, что он, наоборот, до странности спокоен.

– Спасибо. – Я смотрю на часы. Сейчас начало десятого. – Диана уже проснулась?

– Она не спит с пяти.

Джона раздвигает шторы, разгоняя темноту. В прогнозе погоды обещали еще один теплый день, не предвещающий дождя, и это самый сухой и теплый июнь за всю историю в этом регионе.

– Мюриэль здесь. Она забрала ее в сад.

– Тогда мне надо вставать.

И спасать ее. Я стону и поднимаюсь с кровати, а потом иду в ванную, чтобы освежиться и почистить зубы. Из зеркала на меня смотрят опухшие воспаленные глаза – физическое доказательство катастрофического завершения моего дня рождения. Я не уверена, что смогу заставить себя даже улыбнуться сейчас.

Я залезаю в душ, надеясь, что десять минут под струями горячей воды помогут прояснить мою голову и успокоить тяжелое сердце. Я была намного пьянее, чем думала. По крайней мере, то безнадежное отчаяние, которое я унесла с собой в сон, улетучилось вместе с алкоголем. Но на смену ему пришла странная пустота и меланхолия.

Сожаление.

И затянувшаяся растерянность.

Все то, что мы наговорили друг другу прошлой ночью…

Я морщусь. Что могло заставить меня так сильно приревновать к Мари? В свете нового дня я чувствую себя идиоткой. Дело было вовсе не в ней. Конечно, я все еще не доверяю ее намерениям, но я позволила этому вбить клин между мной и Джоной, хотя у нас есть гораздо более важные и насущные проблемы.

Джона думает, что я не пыталась дать Аляске шанс?

А может, он прав, что я приехала сюда, рассматривая Аляску только как перевалочный пункт?

Я слышу британский говор Саймона в своей голове так же ясно, как если бы к моему уху был прижат телефон. Годы, прожитые с отчимом, научили меня стараться взвешивать все стороны и мнения – даже те, с которыми я не согласна, – но это все равно дается мне с трудом. Возможно, потому, что теперь внутри меня живет это ноющее и грызущее чувство. Может быть, это означает, что я попала в ту же ловушку, в которой была моя мать годы назад: она не попыталась поговорить с моим отцом, хотя всегда утверждала обратное.

Сколько раз я говорила себе – а также моей матери, Саймону, Диане и даже Агнес, – что я готова дать Аляске шанс только потому, что Джона согласился на переезд в случае чего?

Мой желудок сжимается при этом мысленном подсчете.

Неужели я слишком сильно цеплялась за его обещание все эти месяцы? С самого начала?

А он прав? Неужели все это время я слишком сильно концентрировалась на том, чем Трапперс Кроссинг не является, на этом доме, на моем пребывании на Аляске, а не на том, на что следует обратить внимание?