Дикие лебеди

Родители выглядели спокойными. Мама сказала, что они каждый вечер ходят ловить рыбу. Мне показалось, что они в безопасности, и я сказала им, что хочу поехать в Пекин, чтобы увидеть Председателя Мао. Мне давно хотелось, подобно многим другим, совершить это путешествие, но до сих пор я не могла решиться оставить родителей.

Поездки в Пекин всячески поощрялись — бесплатно предоставлялись еда, жилье, транспорт. Однако их никак не организовывали. Я покинула Чэнду два дня спустя, вместе с пятью девочками из приемной. В поезде, мчащемся на север, я испытывала одновременно восторг и глухое беспокойство за отца. За окном, на Чэндуской равнине, среди золотого колосящегося риса нарядно чернели квадраты уже убранных полей. Деревню меньше затронули беспорядки, несмотря на все инициативы Группы по делам культурной революции во главе с мадам Мао. Сам он не хотел, чтобы население голодало: тогда некому было бы «делать революцию», поэтому он поддерживал супругу не во всем. Крестьяне знали, что если они перестанут производить продовольствие, то в первую очередь лишатся его сами. Этому их научил последний голод, разразившийся всего несколько лет тому назад. Домики среди зеленых бамбуковых рощ дышали миром и идиллией. Над изящными верхушками стволов бамбука из труб вился легкий дымок. С начала «культурной революции» прошло меньше пяти месяцев, но мой мир полностью изменился. Я задумчиво любовалась спокойной красотой равнины; к счастью, мне не грозили обвинения в «буржуазной ностальгии»: мои подруги не испытывали желания никого критиковать. В их кругу я чувствовала себя спокойно.

Вскоре плодородная Чэндуская равнина сменилась низкими холмами. Вдали сверкали снеговыми вершинами горы Западной Сычуани. Затем начались тоннели, идущие через горную гряду Цинь, отделяющую Сычуань от северного Китая. Сычуань, граничащая на западе с Тибетом, на востоке — с опасными ущельями Янцзы, а на юге — с «варварами», всегда отличалась самодостаточностью, а ее жители — независимостью. Мао волновал свойственный им издревле вольный дух, и он всегда следил, чтобы провинция пребывала в жестком подчинении у Пекина.

За Циньской грядой пейзаж совершенно изменился. Вместо свежей зелени кругом раскинулась твердая желтая земля, вместо крытых соломой домиков Чэндуской равнины тянулись ряды глинобитных хижин. В таких пещерных хижинах пять лет прожил в молодости мой отец. Мы находились всего в полутораста километрах от Яньани, где после Великого похода Мао устроил свой штаб. Именно там отец грезил о светлом будущем и стал убежденным коммунистом. При мысли о нем у меня увлажнились глаза. Мы ехали два дня и ночь. Проводники часто заходили к нам поболтать; они говорили, что завидуют нам — ведь мы скоро увидим Председателя Мао.

На пекинском вокзале нас, «гостей Председателя Мао», приветствовали лозунги. Было уже за полночь, но площадь перед вокзалом светилась как днем. Прожектора носились по толпам подростков в красных нарукавных повязках, говоривших на самых разных, часто непонятных их соседям диалектах. Они обменивались впечатлениями, кричали, хихикали, ссорились на фоне громадного, советского по стилю, здания вокзала. О китайской архитектуре напоминали лишь стилизованные загнутые крыши на двух обрамляющих его башнях с часами.

Покачиваясь от усталости, я медленно плелась в направлении прожекторов. Мраморное здание потрясло меня новизной и величием. Я привыкла видеть традиционные столбы из темного дерева и стены, сложенные из грубого кирпича. Я оглянулась и с восторгом увидела гигантский портрет Мао — он висел в центре, под тремя золотыми иероглифами «Пекинский вокзал», исполненными его почерком.

Громкоговорители направили нас в приемные в помещении станции. В Пекине, как и во всех остальных китайских городах, за организацию питания и проживания для путешествующей молодежи отвечали особые администраторы. До отказа набивались общежития, школы, гостиницы и даже служебные кабинеты. Отстояв многочасовую очередь, мы получили распределение в университет Цинхуа, один из самых престижных в стране. Нас отвезли туда на автобусе и объяснили, что есть мы будем в столовой. За работой огромной машины по обслуживанию миллионов странствующих подростков следил сам Чжоу Эньлай. Он занимался ежедневной рутиной, на которую у Мао времени не было. Без такого человека, как Чжоу, страна — а вместе с нею и «культурная революция» — давно бы рухнула, и Мао дал понять, что Чжоу трогать нельзя.

Наша группа была очень серьезной и горела одним желанием — увидеть Председателя Мао. К сожалению, мы пропустили только что состоявшийся пятый смотр хунвэйбинов на площади Тяньаньмэнь. Что нам было делать? Развлечения и осмотр достопримечательностей исключались как не имеющие отношения к революции. Все свое время мы посвящали переписыванию плакатов во дворе общежития. Мао сказал, что среди целей поездок по стране — «обмен информацией о культурной революции». Этим мы и занимались: готовились вернуться в Чэнду с лозунгами пекинских хунвэйбинов.