Династия Тюдоров

Сэр Питер Кэрю начал первым и 17 января открыто объявил о начале мятежа в Девоне. Он имел там прочную поддержку, так как местное население было всерьез встревожено слухами о высадке испанцев. Но бедняки Девона были в большинстве своем католики, к тому же у них была еще свежа память о «заслугах» Кэрю в подавлении восстания 1549 года. Знатные протестанты тоже не были готовы совершить государственную измену. К тому же шериф графства, католик Томас Деннис, перехватил инициативу и взял под свой контроль стратегический город и порт Экзетер. Туда 19 января и был доставлен ордер на арест Кэрю, когда новость достигла королевского двора. Его успели предупредить, и, будучи опытным солдатом, он быстро понял, что переломить ситуацию в свою пользу ему не удастся. Его удалось арестовать только после того, как он сбежал на пиратской шхуне через пролив в Нормандию. Он тоже почему-то избежал наказания и вскоре был выпущен на свободу.

Что касается Генри Грея, герцога Суффолка, то 25 января он тоже попытался поднять восстание в Лестершире. Оказалось, что он не был популярен в своем родном графстве, где народ придерживался католицизма и был равнодушен к заклинаниям об «испанской угрозе». Знакомые феодалы тоже отказались его поддерживать, и ему удалось собрать всего 140 человек – вероятно из своих собственных слуг. Но и этот отряд ему пришлось распустить и отказаться от борьбы, когда 30 января он получил известие, что город Ковентри отказался открывать ворота мятежникам. Уже 2 февраля он был арестован – его нашли прячущимся в дупле огромного дуба близ Эстли-Холл.

Наиболее удачными были действия Томаса Уайетта-младшего, который вовлек в свой заговор около тридцати кентских дворян. 22 января он собрал друзей на военный совет в своем замке Аллингтон, где было решено начать восстание. По всем английским графствам были разосланы гонцы с прокламациями, и слухи о возмущении в Кенте быстро дошли до Марии. Она послала Уайетту примирительное письмо с предложением начать переговоры о мирном выходе из кризиса, но тот изгнал ее гонцов из своего графства. Утром 25 января в деревнях, находившихся под влиянием заговорщиков, зазвонили церковные колокола, и завербованные крестьяне потянулись в города. И хотя первая попытка мобилизовать местных дворян сорвалась – все они «вдруг» куда-то уехали, Уайетту все же удалось собрать армию из четырех тысяч человек, с которой он и направился в Лондон.

Мария оказалась в серьезной опасности, так как ее Тайный Совет, погрязший в интригах, не собирался ей помогать: возможно, сильная королева казалась членам Совета бо́льшим злом, чем вооружённый мятеж. Однако она вновь доказала, что даже во время кризиса женщина может оставаться сильным лидером. На этот раз ее оружием была не война, а переговоры, и она отправилась в самое сердце Лондона, чтобы воззвать к своим подданным. В Ратуше Мария заявила о преданности родной стране, обыгрывая свою двойную роль монарха и женщины и показав людям коронационное кольцо, которое, по ее словам, она никогда не снимала. Выполняя долг матери нации, она произнесла следующие слова: «Если король может также сильно и нежно любить свое королевство, как мать любит дитя, то будьте уверены, что я, ваша владычица, действительно сильно люблю вас и благоволю вам».

В ответ Муниципалитет собрал карательный отряд в 800 ополченцев во главе с престарелым герцогом Норфолком. Но оказалось, что все его офицеры и большая часть ополченцев сочувствовали мятежникам, и поэтому 29 января правительственный отряд потерпел полное поражение. Тем временем Уайетт окружным путём привёл своё войско к стенам лондонского Сити, население которого открыто склонялось на его сторону. Историки считают, что если бы в тот день Уайетт, как советовали ему офицеры, немедленно пошёл на незащищённый город, исход восстания мог сложиться в его пользу. Но он потратил время на второстепенные цели, дав Марии возможность завоевать общественное мнение и организовать сопротивление.

Навстречу Уайетту были посланы гонцы со вторым предложением о перемирии. Но тот выдвинул абсолютно неприемлемые встречные условия: королева должна сдать восставшим ключи от Тауэра и стать их заложницей. Теперь возмущенная такой дерзостью Мария была решительно настроена только на военный разгром мятежа. 1 февраля, отказавшись от посредничества неработоспособного Тайного Совета, она напрямую обратилась за поддержкой к лондонцам. Прибыв в сопровождении верных лордов в Гилдхолл, королева разъяснила положение дел лондонскому купечеству. Процитировав издевательские условия Уайетта, Мария признала, что «испанский брак» расколол бы общество, и предложила решить этот вопрос через Парламент. Общественное мнение, ещё утром склонявшееся на сторону мятежников, изменилось в пользу королевы.