По крайней мере, сосны Австралоантарктики отличались скоростным ростом. Отчасти это объясняется высокой концентрацией в мезозойской атмосфере углекислого газа, более высокой температурой как таковой, возможно, были и другие биологические факторы. Более высокий, чем сегодня, уровень океана в сочетании все с тем же парниковым эффектом вел к более интенсивному испарению, местами к более влажному климату и частым дождям. Это всего лишь предположения, к тому же умозрительные: пока мы даже не можем с уверенностью сказать, был ли ускоренный рост характерен для всей мезозойской флоры, а не для одного конкретного региона. Но один косвенный аргумент в пользу его широкого распространения привести, помимо соображений о составе атмосферы и тепличных температурах, можно. Быть может, тут сказывался и естественный отбор. Современному хвойному дереву, да и не только хвойному, если оно достигло высоты 10 метров, могли угрожать разве что ветер, молния и лесоруб, с каждым лишним метром вверх оно становилось все менее уязвимо для немногочисленных крупных растительноядных. Мезозойская же сосна хоть десяти-, хоть двенадцатиметрового роста в глазах даже не самого крупного зауропода была не более чем источником аппетитной зелени. В общем, у хвойных и нехвойных были резоны расти как можно быстрее, чтобы как можно быстрее перерасти окружающих гигантских травоядных. Дерево, быстрее достигшее гигантского многометрового роста, могло уже находиться в относительной безопасности и произвести на свет больше семян, в свою очередь росших на таких же скоростях. Все стремились стать больше: малые размеры были непопулярны и среди растений. А главное, эти деревья хорошо пропалывались: тот, кто не дорастал до крупных размеров, уничтожался, отдавая свет и пространство более крупному конкуренту.
Здесь, правда, стоит уточнить, что излишнее давление травоядных может не стимулировать, а, наоборот, подавлять рост растений. Так, возращение волков в Йелоустон и, следовательно, снижение давления травоядных привели к тому, что местные ивы стали расти гораздо лучше и выше[165]
. И подобный же благотворный эффект возвращение волков оказало на местные осины[166]. Но события в Йелоустоне развивались всего на протяжении одного столетия. Деревья могли просто не успеть приспособиться к возросшему давлению со стороны травоядных, в то время как мезозойские диногиганты объедали их на протяжении десятков миллионов лет.К травянистым формам мезозойские растения были не слишком склонны (в отличие от современных покрытосеменных), а древесные устремлялись вверх стремительнее некуда, в нижнем ярусе леса растений было, скорее всего, не слишком много. Выше уже цитированные Дроздов и Второв сообщают, что нижний, наиболее густой ярус африканской гилеи (то есть экваториального леса — одной из самых производительных сегодня экосистем) составляют деревья высотой 10–15 метров. Для зауропода это примерно на уровне рта. Еще один фактор — опыление. Сейчас все голосеменные (за одним исключением) ветроопыляемы, но под полог леса, в нижние его ярусы (особенно если это вечнозеленый лес), ветер проникает с трудом. Разумеется, есть нюансы: одно дело темные леса, другое — светлые, например сосновые. Но в общем в густых лесах с ветроопылением дело обстоит хуже. Для современных цветковых это не проблема: их опыляют насекомые или другие животные-опылители. Конечно, им тоже приходится исхитряться, чтобы быть заметнее. В экваториальных лесах распространена каулифлория — цветы появляются непосредственно на стволах деревьев. И все-таки цветковые с задачей опыления справляются и там, где ветра нет вовсе. Но минимум до середины юрского периода никаких намеков на эволюцию в направлении цветковых растений, кажется, нет.
Еще один вариант остаться некрупным растением — ветроопыление в период, пока крупные деревья сбрасывают листья, тогда под полог леса проникают потоки ветра. Но листопадные леса существуют только там и тогда, когда и где существует выраженная сезонность — то есть когда либо влажные сезоны сменяются сухими, либо теплые холодными. Мезозойский же климат большее время был ровным, за исключением мелового периода, когда на короткое время на полюсах могли даже появляться ледяные шапки, в меловой период были распространены и листопадные леса, но в мелу и цветковые уже распространяются, да и млекопитающие уже становятся покрупнее. Большую часть мезозоя, видимо, условия, необходимые для появления листопадных лесов, не были особо распространены. Те же листопадные леса, которые все-таки существовали, также плохо подходили для распространения травянистых растений. Росли в них гинкговые, покрывавшие землю своей почти не разлагающейся листвой, пробиться сквозь ее слои было сложно, и к тому же эта листва не создавала, видимо, перегноя; не просто опыляться — расти в таких лесах было сложно.