«Дипломат поневоле». Воспоминания и наблюдения

Понятно, что люди с таким узким кругозором никак не могут предвидеть грядущее. Они очень плохо разбираются и в настоящем и в каждом отдельном случае ожидают официальных разъяснений по поводу того или иного события. А между тем именно эти официальные разъяснения, представляющие, как правило, все факты в искаженном и неузнаваемом виде, запутывают их еще больше. И когда его превосходительство господин посол усаживается за свой великолепный резной стол из красного дерева, чтобы составить очередное донесение, то, сколько бы он ни ворочал мозгами, он в состоянии припомнить лишь обрывки шаблонных фраз, вроде: «Если я не ошибаюсь в своих впечатлениях… Можно предположить… Можно сказать с известными оговорками, что… Судя по некоторым неподтвержденным данным…» и т. д. и т. п.

Для профессиональных дипломатов не составляет, однако, большого труда заполнить все эти пробелы и оформить свои донесения должным образом. Они просто используют уже имеющиеся у них образчики дипломатической переписки. Свою службу они начинают третьими секретарями посольства, под руководством опытных дипломатических деятелей. Они тысячи раз переписывали или зашифровывали донесения своих руководителей и запомнили их на всю жизнь. А так как «история повторяется», то почему бы не повторить и данную ей оценку? Есть ли необходимость в подлинной оценке событий? В жизни все просто. Произошел, например, в какой-нибудь стране переворот? Результатом его будет либо анархия, либо диктатура… Возник спор между двумя государствами? Если конфликт не удастся уладить путем переговоров, значит, будет война… Возник где-либо экономический кризис? Это, возможно, вызовет и политические изменения, и, следовательно, правительство, если оно не сможет получить в парламенте вотум доверия, уйдет в отставку…

Именно так рассматривает события дипломат-профессионал, базируясь на «наблюдениях» и «соображениях», оставленных ему в наследство маститыми предшественниками. Он верит, что события и вправду повторяются в каждом веке и с одинаковым результатом. Всякое самостоятельное мышление, всякий самостоятельный анализ происходящего является, по его мнению, уделом невежд, не изучавших в свое время историю дипломатии, или фантазеров, не обладающих достаточными дипломатическими навыками. В силу этого на послов-непрофессионалов в министерствах иностранных дел смотрят, скорее, как на пасынков или бедных родственников.

Их мнения выслушивают, снисходительно улыбаясь, а доклады или вовсе не читают, или воспринимают с явным недоверием.

Я сказал «вовсе не читают». Это действительно так. Часто их прячут в сейфы непрочитанными. Когда я еще собирался в путь к первому месту моей будущей работы, один мой коллега, такой же случайный дипломат, как и я, но имевший многолетний опыт, предупредил меня: «Ты человек новый и многого не знаешь… Смотри, не пиши длинных донесений. Тебя сочтут за умника. Ты и себе доставишь лишний труд и в министерстве всем испортишь настроение…»

Я принял бы его слова за обычную шутку бюрократа, если бы за несколько дней перед этим случайно не узнал, что донесение моего предшественника по одному важному вопросу (оно было написано на двадцати пяти листах) до сих пор никто не читал.

Но недаром говорят, что «привычка – вторая натура». И мне и моим двум коллегам из журналистов, имена которых я не считаю нужным называть, было очень трудно привыкнуть к оковам и удилам дипломатического языка. В течение целого ряда лет мы писали, как хотели, о своих сокровенных думах. Мы были воспитаны революцией [20], которая поломала и старые традиции, и принципы, и прежний «официальный стиль». И я лично не только ничего не понимал во всевозможных словесных оборотах и выражениях, вроде «Ваше превосходительство» или «Свидетельствую Вам…» и т. п., но и не мог применять их без чувства отвращения. Однако что поделаешь? Надо, как говорят на Востоке, «или пасти хозяйского верблюда, или покинуть этот край». И я стал «пасти верблюда», принеся в жертву себя самого. Сохранился ли у меня мой собственный стиль? Конечно, нет. Я его выхолостил, придал ему мертвую, безжизненную форму. Я давил, как клопов, все теплые, привычные слова, которые выводило мое перо, вымарывал их и заменял сухими канцелярскими выражениями. Я перестал даже мыслить, как прежде, усвоил новую логику, мышление без дилемм и гипотез.

Я понял, что на дипломатическом языке нельзя говорить: «Дважды два – четыре», а нужно выразить это уравнение примерно так: «Дважды два при известных обстоятельствах могут равняться четырем». Точно так же небезопасно называть белое белым, а черное черным. Уже завтра все может поменяться местами, то есть белое стать черным и наоборот. Не исключено, что какая-нибудь вещь является одновременно и белой, и черной, поэтому любое событие надо толковать и как положительное, и как отрицательное. Чтобы вы не подумали, что я преувеличиваю, приведу несколько высказываний одного американского дипломата.