Диссидент-2: Слово и дело

[1] Татьяна Снежина родилась 14 мая 1972 года в Ворошиловграде (сейчас – Луганск); её отец по некоторым данным был сотрудником КГБ (по другим – просто военным), поэтому она пожила и на Камчатке, и лишь под самый выпуск из школы переехала в Москву. Песни начала писать в конце 80-х, правда, учиться пошла в медицинский, а какую-то музыкальную карьеру оформила лишь в 1991-м, когда семья перебралась в Новосибирск. «Позови меня с собой» написала в 21 год, эта песня входит в её единственный почти прижизненный альбом «Вспомни со мной», который вышел через месяц после гибели девушки на Чуйском тракте в августе 1995-го. Её песни в конце 90-х расхватали представители российской эстрады (в основном из клана Пугачевой), что и сделало часть из них хитами. Кстати, есть версия, что конкретно эта песня – не Снежиной, а некой Ирины Орешко, судьба которой сложилась очень сложно; но в это дело, думаю, лезть не стоит. Ну а эпизод из «Улиц разбитых фонарей» (15-я серия 1-го сезона, «Высокое напряжение»), надеюсь, помнят все – я его лишь творчески переработал.

[2] Пятое управление было создано уже Андроповым в 1967 году – для этого соответствующие структуры и сотрудники были выделены из 2-го Главного управления (контрразведка) КГБ СССР.

Глава 12. «Буквы из чужого алфавита»

Две «Волги», в которые погрузились остальные члены высокой комиссии, резво рванули с места и унеслись в направлении Засумки, а мы остались стоять у третьей машины.

– Садись, – бросил мне Семичастный, а сам полез на заднее правое сидение.

Это был не представительский класс – у советских лимузинов сзади было побольше пространства для ног, а водителя от пассажиров отделяло звуконепроницаемое стекло. Здесь всё было, как в обычном такси – наверное, поэтому мы тронулись с места в тишине и в тишине же покатились по улице Кирова вслед за кортежем.

– Юра, к парку нас подвези, только не к центральному входу, а сбоку, – вдруг попросил Семичастный.

Парк имени Кожедуба занимал весь правый берег Псёла от Харьковского моста и до той излучины, что дала имя Пришибу. Он был достаточно большим для такого города, как Сумы – пожалуй, даже побольше московского Парка Горького, с которым они появились примерно в одно время, в тридцатые годы. В парке имелись аттракционы – из воспоминаний Орехова я вытащил, что детьми они пробирались на них бесплатно, потому что денег у родителей не было, и работники их гоняли в хвост и гриву, – а скоро обещали построить ещё и колесо обозрения. Ну и стадион местной команды «Спартак» тоже был частью этого парка, занимая козырное место ближе к историческому центру.

Поэтому на «Волге» мы катались недолго – водитель свернул в небольшой переулочек и через несколько минут мы с Семичастным уже шли через настоящий лес по просушенной ранней жарой дорожке.

– И как тебе этот город? – вдруг спросил он.

– Так я отсюда, – объяснил я. – Родился тут, вырос... после армии пригласили в школу КГБ и распределили в московское управление.

Семичастный на мгновение сбился с шага и посмотрел на меня так, словно видел впервые.

– Вот как... – пробормотал он. – Это поэтому тебя сюда отправили?

Не так давно мне пришлось отвечать почти на такой же вопрос полковника Чепака, но сейчас я находился на другом уровне и не был уверен, что моя скрытность могла бы помочь. Но начал я примерно так, как и в той беседе под коньячок.

– Думаю, и поэтому тоже, товарищ генерал...

– Давай без чинов, – отмахнулся Семичастный. – Только время терять, слушая, как ты выговариваешь моё звание... к тому же я уже не в КГБ и не на службе.

– Слушаюсь, Владимир Ефимович...

– Сократи до Владимира – и продолжим, – резко сказал он. – Что значит – «поэтому тоже»?

Я вздохнул.

– Понимаете, мне никто не объяснял причин, по которым было принято решение о моей командировке, – сказал я. – Но, думаю, Сумы появились не случайно, а потому, что я отсюда родом, а вот чем ещё руководствовалось моё начальство – об этом я могу только догадываться.

– Ну-ну, – усмехнулся Семичастный. – Изложи свои догадки.

– Самое очевидное – мои предложения по изменению работы с диссидентами и антисоветчиками показались кому-то слишком революционными, и меня убрали из Москвы, чтобы всё успокоилось.

– Вот как... – повторил он. – И что же это были за революционные идеи?

Говорить или не говорить – вот в чем вопрос. Я извлек из памяти продолжение, которое в январе слышал в исполнении Высоцкого – «Смиряться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье и в смертной схватке с целым морем бед покончить с ними?». Да, в смертной схватке.

– На мой взгляд, они не были революционными, – я с видимым безразличием пожал плечами. – Простое дополнение к уже существующему законодательству, которое позволяет вывести всю эту антисоветскую камарилью из общественной жизни. Вы же слышали про американский закон об иностранных агентах?

– Так это был ты?!

Неожиданное восклицание Семичастного привлекло к нам внимание нескольких прохожих, но они вскоре прошли мимо, а бывший шеф страшного КГБ чуть смутился.