Диссидент-2: Слово и дело

Полковник изображал, что только что вышел из своего кабинета по каким-то важным делам, но решил задержаться, случайно увидев меня. Я бы мог в это поверить – но с большей долей вероятности Чепак всё это время смотрел в окно, чтобы не пропустить моего возвращения. Ну или заставил делать это своего помощника.

– Да мы недалеко были, – я улыбнулся. – Товарищ Семичастный попросил ему парк показать. Говорит – сколько раз был в Сумах, а до парка ни разу не добрался. Жаль, что колесо обозрения ещё не достроили, с высоты город совсем иначе смотрится.

Остов этого колеса мы с Семичастным видели – его заложили год назад и обещали закончить этим летом, но я был уверен – обманут.

– Да, жалко, – Чепак покивал головой и спросил обеспокоенно: – Про ваш номер он ничего не говорил больше?

Я даже посочувствовал полковнику – ему жутко хотелось узнать, о чем мы полчаса говорили с бывшим председателем всесоюзного КГБ, но он вынужден был задавать наводящие вопросы.

– Похвалил ещё раз – и всё, – я безразлично пожал плечами. – Он в основном про Москву спрашивал, полковника Денисова хорошо помнит и некоторых оперативников старых.

Самый безопасный для меня вариант ответа – Семичастного вполне могло пробить на ностальгию по старым добрым временам. Я понятия не имел, знаком он с Денисовым и с личным составом московского главка, но точно знал, что Чепак не будет спрашивать Семичастного про содержание нашего разговора, а если и спросит – тот лишь удивится и пошлет полковника подальше. Это мне не по чину было такое посылание непосредственного начальства.

– А, вот оно что, а я уж грешным делом подумал, что он тебя в Киев взялся переманивать, – оскалился Чепак.

– Ну что вы, Трофим Павлович, какой Киев? – притворно удивился я. – Я бы на такое предложение и не согласился бы.

Особенно после того, как услышал откровения Семичастного.

– А зря, Виктор, очень зря! – наставительно произнес Чепак. – Что ж, не буду тебя задерживать, ты, наверное, торопишься? Когда в командировку свою собираешься?

Я задумался.

– Через недельку, наверное. Сможете выделить мне машину? Иначе придется чуть ли не через Москву ехать, а это дня три только в один конец, – я старался говорить как можно жалобнее.

– Машину? – удивился он. – Разумно, разумно... думаю, можно. Только водителя не дам, у нас и так некомплект.

– Водителя и не прошу, Трофим Павлович, я и сам водить умею, невелика наука...

Уже у себя в кабинете я смог выдохнуть – два таких мероприятия в один день вытащили из меня всю душу без остатка. Я посмотрел на гитару, но решил не прибегать к столь сильным средствам – и просто закурил. В управлении это не приветствовалось, но кто мне может запретить, кроме Чепака? А он сюда сегодня вряд ли сунется.

Я прислушался к себе – и понял, что больше всего мне было обидно за песню, которая оказалась неуместной на советской Украине. Но Семичастный сам подсказал мне выход, и я собирался им воспользоваться так, чтобы ни одна сволочь из ЦК КПУ не нашла в моих действиях никакого криминала.

[1] Столько областей в УССР было с 1959 года, когда Дрогобычскую область (так назывались несколько районов Западной Украины, вошедших в СССР в 1939-м) влили в Львовскую. Киев стал отдельной административной единицей только в 1978-м. Крым в эти годы назывался Крымской областью – автономной республикой он был до 1945-го и вновь стал в конце 1980-х.

Глава 13. «Усердным взором сердца и ума»

Недолгий разговор с Семичастным оказался очень плодотворным – я на многое смог посмотреть другим взглядом, в том числе и на тот странный запрет разработки кружка юных и не очень любителей Украины. Украинизация республики никуда не делась, несмотря на весь школьный опыт «моего» Виктора и уже мои наблюдения. Возможно, в Сумах она шла не так заметно, как где-нибудь в Тернополе и Ивано-Франковске, но определенные задачи стояли и перед руководством этой области. Продавить использование украинского языка в быту они не могли, и, как разумные люди, к этому не стремились. Но этот язык прилежно изучали все школьники, которые с аттестатом зрелости получали в нагрузку хотя бы основы, достаточные для того, чтобы в обычных условиях говорить на неком суржике. Следующий шаг украинизаторы сделают много позже, когда у них появится возможность запретить русский язык как класс – сейчас за подобный авангард из Москвы прилетели бы такие молнии и громы, что в Киеве выжившие долго икали от страха.