Штифф и Фельгибель возражали: представится еще немало возможностей. И действительно, четыре дня спустя Штауффенберга вызвали к Гитлеру в штаб-квартиру в Восточной Пруссии. Он вновь прибыл с бомбой в кейсе и вновь Гиммлера не оказалось на месте и Штифф вновь настоял на переносе даты покушения. На этот раз к Штиффу присоединился Фельгибель. Штауффенберг был раздосадован, но возражения Фельгибеля и Штиффа связали ему руки: Фельгибеля лишь с большим трудом удалось привлечь на сторону заговорщиков и ему отводилась ключевая роль в координации их действий. Итак, Штауффенберг вновь несолоно хлебавши вернулся в Берлин.
Тем не менее, было ясно, что до удачного покушения остаются считаные дни. 16 июля Бонхёффер писал Бетге:
Кто знает, может быть, теперь это не будет происходить слишком часто, и мы увидимся быстрее, чем думали… Скоро нам понадобится припомнить наше совместное путешествие летом 1940 года и мои последние проповеди637.
Бонхёффер говорил намеками. Последние проповеди он читал во время совместного пастората в Восточной Пруссии – таким образом он обозначил в письме штаб-квартиру Гитлера Wolfsschanze. Именно там в итоге взорвалась бомба.
20 июля 1944 года
Имя Адольф происходит от древнегерманского
19 июля Штауффенберг получил приказ явиться на следующий день к часу дня на собрание в «Волчьем логове». Утром 20 июля он поднялся в пять и перед уходом сказал своему брату Бертольду: «Мы перешли Рубикон». Он поехал в аэропорт вместе со своим адъютантом Вернером фон Хэфтеном, тем самым человеком, который заговорил с Бонхёффером о возможности и необходимости убить Гитлера. Теперь Вернер непосредственно участвовал в историческом деянии. Эти двое везли с собой кейс, где под важными бумагами лежала, завернутая в рубашку, еще одна хитроумная пластиковая бомба, но на этот раз она не подвела заговорщиков, взорвалась. Этот взрыв погубит в итоге тысячи человек, но только не того, кого они покушались убить.
По дороге тираноубийцы зашли в католическую часовню, Штауффенберг хотел помолиться. Часовня спозаранку была еще заперта, но отец Верле впустил их. Десятью днями ранее Штауффенберг задал этому священнику терзавший его вопрос: «Даст ли Церковь отпущение человеку, убившему тирана?» Отец Верле ответил, что в таком случае отпущение властен дать только папа римский, но обещал и сам внимательнее изучить этот вопрос. Хэфтен о том же полтора года назад спрашивал Бонхёффера.
В аэропорту Штауффенберг сказал адъютанту: «Мы и на это не смели надеяться… Судьба предоставляет нам такую возможность, и я ни за что не откажусь от нее. Я испытал свою совесть перед Богом и перед собой. Этот человек – зло во плоти»639.
Около десяти утра, после трехчасового перелета, они добрались до Растенберга. Оттуда штабной автомобиль повез их в сумрачные восточнопрусские леса, в глуши которых таилось «Волчье логово». Проехали мимо блиндажей, минных полей, ограды из колючей проволоки под током, и наконец мимо рабски преданных фюреру стражей-эсэсовцев, и проникли в «безопасную зону», где фюрер находился уже без охраны. Теперь оставалось лишь включить зарядное устройство, подсунуть кейс поближе к Адольфу и выскользнуть из помещения прежде, чем прогремит взрыв, успеть проскочить мимо эсэсовцев, которых поднимет на ноги сигнал тревоги, по ту сторону электрифицированной изгороди, за минные поля, мимо блиндажей. Ко всему этому Штауффенберг был готов640.