весь смирение и доброта, он излучал вокруг себя атмосферу счастья, радовался малейшим событиям и был преисполнен глубочайшей благодарности просто за то, что жив… Один из очень немногих известных мне людей, для кого Бог был реален – и даже близок692.
В 1951 году в письме Сабине Бест уверял, что ее брат был «особенным, совершенно спокойным и нормальным, его как будто ничто не беспокоило… Его душа сияла в темном отчаянии нашей тюрьмы». По словам Беста, Бонхёффер «прежде боялся, что не вынесет подобного испытания, но теперь уверился, что ничего в жизни бояться не нужно». Он был «бодр, всегда готов ответить шуткой на шутку»693.
Фэлконер объединяет в своем отзыве Бонхёффера и Рабенау: «Только эта пара сумела ужиться в одной камере и даже наслаждалась обществом друг друга».694 Оба мемуариста – и Фэлконер, и Бест – отмечают, что прочие немцы ссорились между собой и не доверяли друг другу. Бест пишет:
При первом знакомстве с другими заключенными меня более всего поразило, насколько немцы подозрительны друг к другу, каждый потихоньку предостерегал меня: вон тому или иному не доверяйте, он – гестаповский шпион… Для нацистской Германии естественна атмосфера всеобщей подозрительности, и все же мне казалось странным, что узники гестапо вовсе не пытаются выступить единым фронтом и помочь друг другу695.
Бест считал, что, действуя заодно, они вполне могли бы устроить побег. Охранники с ужасом ждали кары, когда в лагерь нагрянут союзники, и, по мнению Беста согласились бы бежать вместе с пленными. Американцы стремительно надвигались с запада, русские – с востока. От Германии оставалась узкая и все более сужавшаяся полоска земли. Ждать освобождения оставалось недолго. Один из охранников, Зиппах, уже высказал намерение удрать прежде, чем до него доберутся американцы, но другой, Диттман, готовился драться до конца, а последние две пули оставить для Беста, которого он ненавидел, и для себя. «Ты отсюда живым не выйдешь!» – предупреждал он англичанина, который любил дразнить стражей – настолько, что Рашер однажды посоветовал ему «вести себя осторожнее, тут тебе не Заксенхаузен»696.
Бонхёффер и его товарищи терпели холод и нужду, понимая, что со дня на день их ждет либо смерть, либо свобода. Им было известно о продвижении американцев: охранники так нервничали, что позволили генералу фон Фалькенхаузену ежедневно слушать военные сводки по стоявшему в помещении охраны радиоприемнику, чтобы он, человек военный, разъяснял им, сколько осталось до окончательного поражения.
30 марта наступила Страстная пятница. Мы вправе предположить, что Бонхёффер, как обычно, медитировал, молился и пел гимны – тихонько или даже про себя. 1 апреля, на Пасху, уже можно было различить вдали грохот американских пушек. Где-то за рекой Верра шел бой. Скоро все будет кончено. В тот день Бонхёффер вместе со всеми христианами Запада праздновал Воскресение Христово, и казалось символическим, что в этот же день воскресла и надежда.
Днем главный охранник, Зиппах, велел пленным собираться. Куда их повезут? Неизвестно. У большинства особых пожитков не имелось, но Бест успел обзавестись печатной машинкой, чемоданом и тремя большими коробками. В тот день новых распоряжений не поступало, но в понедельник другой страж, Диттман, предупредил всех, что, вероятно, придется идти пешком. Бест был в ярости: придется оставить все добро. Но такая уж была ситуация – ни еды, ни машин, и даже если бы удалось раздобыть фургон, топливо давно закончилось. Никого не удивило, что предстоит передвигаться пешком, хотя кое-кто из узников был болен [90] . В плохом состоянии были Герэ, Мюллер и фон Петерсдорф, но и здоровые ослабели от недостатка пищи и от холода. Однако и в понедельник больше разговоров о перемещении не было.
Во вторник, 3 апреля, во второй половине дня Зиппах возвестил, что до отправления остался час. Однако и час прошел, и два. Наконец, в десять часов вечера они услышали окончательное решение: их все-таки повезут, но в машине, рассчитанной на перевозку восьми пассажиров без багажа – а их было шестнадцать человек с вещами. Вместо топлива использовались дрова, которые подкладывали в генератор, так что переднюю часть фургона завалили дровами, а в дороге пассажирам предстояло дышать дымом. Но так или иначе, они покидали Бухенвальд.
Глава 31 На пути к свободе