Диверсанты Фардара

Толстяк сразу смекнул, что Мастеру сейчас не до него, а раз так, то лучше пройти сквозь джунгли вместе с ним, чем сгинуть в непроходимых дебрях одному.

Мастер кинул грустный взгляд на вытянувшегося по стойке смирно покладистого мафиози, лёгким кивком разрешив следовать за собой. Не бросать же человека на произвол судьбы. Волею случая они стали союзниками в борьбе с местным режимом. Почему — то Мастер поверил Толстяку, хотя ошибка могла дорого обойтись.

Между тем, Толстяк Херри оказался крутым парнем. Мастер очень удивился, когда к закату всё ещё чувствовал за спиной натужное сопение компаньона. На ночь путники сделали привал, развели маленький костёр, и Толстяк смог излить душу. Бывалый мафиози обрушил на молчаливого слушателя лавину жутких историй из личной жизни. Выяснилось, что он потомственный пират: отец, дед и даже прадед занимались этим, по его словам, чрезвычайно почётным и, что не менее важно, прибыльным ремеслом.

Толстяк буквально расцвёл на глазах. Он взахлёб рассказывал о своих удивительных похождениях, и, хотя изрядно привирал, из весьма компетентных суждений вытекал однозначный вывод — он настоящий профессионал. В кругленьком Толстяке странно переплетались иезуитская хитрость с весёлым открытым нравом, а решительный характер с животной трусостью.

Мастер очень позабавился мгновенному превращению Толстяка из былинного героя, каким он только что себя представлял, повествуя о кровавых битвах, в трясущегося за свою шкуру хлюпика, лишь стоило из темноты высунуться волосатой звериной морде, привлечённой светом костра. От истошных воплей Толстяка, бедное животное так резво рвануло в темноту, что казалось ему для ускорения дали мощного пинка под зад.

— Ну, ты гигант, — восхитился Мастер, когда герой, озираясь по сторонам, поднялся с земли. — Одного твоего хищного рыка достаточно, чтобы повергнуть грозного противника в бегство.

— Вместо того чтобы скалить зубы и подтрунивать надо мною, лучше бы взял палку да расправился с лесным уродом. Этот гад непременно вернётся и, как только мы уснём, обязательно уволочёт в чащобу моё бездыханное тело, — обиженно прошипел припозоренный герой.

Толстяк имел одно очень уязвимое место — изнеженное тело. Все достоинства его широкой души сразу улетучивались, как только возникала малейшая угроза тщательно взлелеянной плоти. Он не мог решиться подвергнуть риску драгоценную розовенькую шкурку. Это обстоятельство делало его слабым противником в открытой схватке. Но суровая жизнь научила Толстяка особому способу борьбы: он без жалости давил слабых, а сильных — обманывал и предавал. Согласитесь, против таких приёмов бесполезны стальные мускулы и железная воля. Благодаря хитрости и изворотливости, Толстяк отправил на тот свет немало врагов, чем чрезвычайно гордился. Мастера удивила та откровенность, с какой мафиози раскрывал свои тайны. На что Толстяк, всё так же прямо, ответил:

— Ты много чего услышал, Мастер, но не сможешь использовать против меня ничего. Королей былых трагедий давно уж нет, а оставшиеся пешки в свидетели не годятся. Сам же ты можешь представить в суд лишь пару собственных ушей, которые вряд ли можно считать весомым аргументом против моего честного слова. — Толстяк противно хихикнул. — Но, я думаю, у тебя в голове не опилки и не стоит опасаться глупостей. На данный момент мы компаньоны. У нас общий враг — жулики Фардара, общая цель — выбраться из заварушки живыми. Так что, парень, нам с тобой делить нечего. И ещё, я скажу, Толстяк Херри не держит на тебя зла. Не ты причина моих бед, а фардарские жулики. Они засадили меня в эту дыру. Толстяку Херри часто приходится дурить других, но он не прощает, когда водят за нос его. Я буду не я, если в ответ на чужую подлость не сделаю ещё большую гадость. Клянусь, что эти скользкие гады содрогнутся от мести Толстяка. Они узнают, как измываться…

Толстяк ещё с полчаса потрясал ночную тишину угрозами и проклятиями, при этом он яростно бил пухлыми кулаками воздух и корчил свирепые рожи.

Мастер прислонился спиной к широкому стволу дерева и, под грозное урчание, уснул.

Оратор же не на шутку разошёлся и, не заметив хамской выходки единственного слушателя, изливал теперь булькающую в нём ярость изредка вскрикивающей ночи, пока не перебрал все мыслимые ругательства и угрозы. Затем, злобно сопя, он лёг рядом с Мастером, отвязал от живота плоский чемоданчик, бережно положил под голову и, крепко обхватив обеими руками, отключился до утра.

Проснулся Толстяк от приятно щекотавшего ноздри дивного запаха. Открыв глаза, он восхищённо ойкнул и потянулся к, жарившемуся на медленном огне, розовому тельцу.

— Горазд же ты спать, компаньон, — добродушно усмехнулся Мастер, убирая из-под носа Толстяка дымящегося на вертеле, нежного, с подрумяненной кожицей, цыплёнка.

Толстяк сглотнул набежавшую слюну и, не отводя от цыплёнка заворожённых глаз, осторожно заметил: