Дмитровское шоссе

И вот теперь у него в багажнике кейс — большой кейс, — содержимое которого представляет собой нечто «крайне ценное». Олег Степанович вспомнил, что когда переправлял за границу первую посылку, Марк Захарович оценил ее «всего» в половину миллиона долларов. Сколько же может стоить содержимое «крайне ценной» посылки? Из чего оно состоит? Может быть, на этот раз кейс не заперт?

Любопытство Олега Степановича осталось неудовлетворенным. В гараже он достал из багажника кейс, действительно напоминающий размерами маленький чемодан, и увидел, что он заперт на весьма сложный шифровальный замок. Ничего, подумал он, спрошу в Женеве у Саргосяна. Старик навряд ли будет что-нибудь скрывать. А стоит ли спрашивать? Что это даст ему, Олегу Степановичу? Разве что заплатят побольше. Ладно, посмотрим.

Он посмотрел на часы. Половина пятого. Зина с Андреем отправились сегодня вечером к будущим родственникам и на дачу не приедут. Надо покормить собак — и вечер свободен. Олег Степанович встал, достал из холодильника четыре полукилограммовых пакета с мясным фаршем, вышел на крыльцо и, разворачивая каждый пакет, бросил содержимое в огромные пасти овчарок. Куски фарша исчезали с такой молниеносной быстротой, что у Олега Степановича даже возникли сомнения — а хватает ли этого собакам? Вроде они немного похудели — ладно, завтра он сварит им геркулес. Свернув грязные пластмассовые пакеты, Олег Степанович отнес их в дом и кинул в камин. Все, можно подумать и о себе.

Он почувствовал приступ голода — и, как это бывало все чаще, вместе с голодом пришло непреодолимое желание выпить. Ну что ж, лучший способ борьбы с искушением — поддаться ему. Ворота он запер? Да. Гараж? Тоже. Дверь дома? Олег Степанович встал, подошел к массивной двери и запер ее на оба замка. Что еще? Ах да, кейс Марка Захаровича. Олег Степанович спустился в подвал, открыл хитроумный замок сейфа и положил туда кейс. Теперь все? Да.

Поспешными шагами он подошел к серванту, открыл дверцу и посмотрел на ряд бутылок. Вот, шведская водка «Абсолют» в бутылке 0.76 литра. Нужно бы охладить, да не хочется ждать. Олег Степанович сорвал пробку, налил стакан кристальной жидкости и залпом выпил. В голове прояснилось, предметы вокруг приобрели более четкие, резкие очертания. Мир стал более светлым и прозрачным. И в это мгновение зазвонил телефон.

Следователи

— Так вот, друг Саша. Я долго думал и пришел к следующему выводу. Раз мы ничего не можем предпринять, надо сделать так чтобы Ростов начал беспокоиться. Не исключено, что он тогда сделает неосторожный или поспешный шаг. А как заставить его беспокоиться? Нужно сообщить ему, что Поляков, которого он так ловко подставил под пятилетний срок, бежал из лагеря. Ты ведь не будешь отрицать, Саша, что Ростов не только сделал все чтобы Полякова посадили, но и выставил его дураком, посмешищем в глаз остальных урок. Этого Поляков никогда ему не простит. Согласен?

— Не простит, Владимир Борисович. Но как сообщить ему об этом?

— По телефону, Саша. Ты и сообщишь. Только не из райотдела, а из автомата. Ростов — мужик ушлый, он мог запомнить мой голос — ты ведь помнишь, что допрос вел один я, а ты сидел и молчал.

— Если вы так считаете, Владимир Борисович…

— Вот только, Саша, нужно точно отработать, что ему сказать. Думаю, нужно не упоминать имени Полякова и говорить как можно меньше. Скажем, вот так: «Я на свободе и приду с тобой расквитаться». И повесить трубку. Все. Как ты считаешь, он сообщит в милицию об этой угрозе?

— Думаю, Владимир Борисович, что не сообщит. По крайней мере, из того что нам известно, он постарается избавиться от угрозы сам, не обращаясь в правоохранительные органы. Ростов не может не понимать, что единственный способ обрести спокойствие — как для себя, так и для своей семьи — это заставить Полякова замолчать. Навсегда.

— Вижу, Саша, ты уже многому научился. По крайней мере понял, что решительные люди, готовые на крайние меры, встречаются не только в преступном мире. Действуй. Полковник в райотдел сегодня не вернется.

Кулик встал и вышел из комнаты.

Ночь Олега Степановича

Голос в трубке был негромким, но звучал зловеще.

— Слушай, паскуда, я на свободе и приду с тобой расквитаться. Ясно?

Послышались гудки.