Дневная битва

– И не подумаю… – начал Каваль.

– Копье или себя, наставник, – перебила его Лиша. – Это справедливое требование, они могли с той же легкостью уложить тебя на месте.

Каваль глухо заворчал, но нагнулся и по примеру Энкидо положил копье.

– Кто вы такие? – спросил вожак, когда они подошли к крыльцу.

– Лиша Свиток, – ответила Лиша.

Тот заморгал.

– Госпожа Лощины?

– Именно, – улыбнулась она.

Мужчина прищурился:

– Что ты делаешь так далеко на юге? Да еще с этими? – Он кивнул на красийцев.

– Мы возвращаемся со встречи с красийским вождем и хотим заночевать в Зеленом Луге.

– С каких пор травницы выступают послами? – осведомился тот. – Этим занимаются вестники.

Рожер шагнул вперед, отбросил пестрый плащ и протянул руку:

– Я герольд Лощины Избавителя. Рожер Восьмипалый, бывший подмастерье Аррика Сладкоголосого, который служил герольдом у герцога Энджирского Райнбека.

– Восьмипалый? – переспросил мужчина. – Тот самый, кого называют волшебным скрипачом?

Рожер широко улыбнулся и кивнул.

– Ты знаешь, как зовут нас, но не назвался сам, – заметила Лиша. – Не гласный ли Гавольд передо мной?

– Эй, а ты-то откуда знаешь?

– Однажды мне написала ваша травница, Ана. Спросила совета, как вылечить твою дочку Тею от надсадного кашля. Надеюсь, девочка поправилась?

– Это случилось десять лет назад, – проворчал Гавольд. – У нее уже свои дети, и мне не нравится, что они спят в полумиле от оравы кровожадных красийцев. Мы много чего наслушались от тех, кто пережил зиму, спасаясь от них.

Он посмотрел на Каваля с Энкидо, и его поросшая щетиной губа дернулась вверх, обнажила клык. Лиша мысленно взмолилась, чтобы наставник не заглотил наживку, и облегченно вздохнула, когда он смолчал.

– Я не могу сказать за весь народ, но за людей в моем караване ручаюсь. Если их не трогать, то и они никого не тронут. Большинство останется в повозках на дороге, но у меня престарелые родители, и я буду крайне признательна за пару-другую кроватей. Мой герольд уже сказал, что мы в состоянии заплатить – как золотом, так и увеселением.

Гавольд плотно сжал губы, но кивнул.

Лиша сидела в пивном зале с родителями, Гаредом, Уондой, Кавалем и Энкидо, а Рожер настраивал скрипку. Он устроился в темном углу на простом стуле с жесткой спинкой, а Сиквах с Аманвах опустились на колени по обе стороны от него, подостлав чистую ткань. Лиша видела, что наставнику и евнуху не по себе из-за выступления Аманвах и Сиквах – неслыханного в Красии дела, но они вели себя тихо после того, как дама’тинг шепнула несколько резких слов. Другие места заняли луговчане, еще больше народу скопилось сзади. Жонглеру не составило труда собрать толпу, но Лиша заметила, что на красийцев за столом глазели не меньше, чем на сцену, и не всегда дружелюбно. Гул не позволял расслышать слов, но помещение полнилось озлобленным бормотанием.

Наконец зазвучала музыка.

Рожер не стал разогревать толпу, как накануне. Не последовало ни баек, ни шуток, ни фокусов; не было ни жонглирования, ни акробатических номеров. Он просто вывел на сцену жен и заиграл.

Как и в трапезной Ахмана, Рожер начал тихо и медленно, наращивал сложность и громкость, пока звук не заполнил все помещение, заворожив слушателей. Толпа умолкла, глаза разгорелись. В душе Лиша знала: в его игре нет подлинной магии, но этот факт разбивался о действительность – музыка непостижимо действовала на демонов и людей. Рожер владел даром, которого никто не мог отрицать.

Когда музыка достигла крещендо, Аманвах и Сиквах запели: сперва без слов, но далее – на чистейшем тесийском языке: