Когда я в половине десятого пришел в посольство, мне тотчас же дали запись радиопередачи вчерашнего выступления Рузвельта перед обеими палатами конгресса. Это – восхитительное и вместе с тем очень мудрое осуждение всех диктаторских режимов, всех стран, ведущих гонку вооружений и утверждающих, что они имеют право аннексировать территории малых государств. Каждого государственного деятеля Германии этот документ должен серьезно обеспокоить.
Он говорит всему миру о подавлении здесь свобод и о полном подчинении народа. Я не думаю, чтобы какая-либо газета осмелилась опубликовать хотя бы часть этого обращения. Если бы какой-нибудь редактор осмелился напечатать его дословно, он был бы арестован и, возможно, даже казнен. Речь Рузвельта показалась мне настолько своевременной и дальновидной, что я по телеграфу поздравил президента и обещал через день-два прислать информацию о том, как его речь была воспринята и какова реакция на нее здесь.
Вчерашние немецкие газеты выступили с осуждением обращения Рузвельта ко всему миру. Они утверждали, что с немецким народом поступили несправедливо при заключении договоров. «Бёрзен цайтунг» назвала Рузвельта новым Вудро Вильсоном, пытающимся подавить и предать бедный немецкий народ, которому не разрешено иммигрировать в Соединенные Штаты. Вся первая полоса геббельсовской газеты «Ангриф» была полна нападок на президента. «Берлинер цайтунг» была более объективна, но и она не поддержала это замечательное обращение о предотвращении войн.
Насколько мне известно, ни одна газета не воспроизвела полностью ни одного раздела речи. Все было рассчитано на то, чтобы вызвать возмущение немцев. По моему мнению, немцы в действительности восхищаются президентом, хотя то, что им говорят по всем вопросам, далеко от правды. Я должен вскоре встретиться со многими из них.
Учитывая важность установления сотрудничества в период заседаний Лиги наций, которые начинаются 20 января, я послал Марту в русское посольство с краткой запиской, в которой сообщал, что хотел бы встретиться с послом. Моя жена пыталась отговорить меня от встречи с коммунистическим представителем. Марта доехала до отеля «Адлон», отстоящего на один квартал от посольства, отпустила шофера и пешком дошла до посольства. Там она вручила мою визитную карточку. Посол отсутствовал, и Марта сказала советнику, чтобы мне не звонили по телефону. Советник дал согласие, но сказал:
Передайте вашему отцу, чтобы он при всех обстоятельствах пришел к семи часам.
Итак, вернувшись в посольство к четырем часам, я принял решение выйти из машины неподалеку от русского посольства и затем пешком дойти до него.
К моему удивлению, когда я заехал домой без четверти семь, русский посол позвонил мне по телефону и сообщил, что он у себя и будет рад видеть меня. Таким образом, несмотря на все мои предосторожности, канцелярия тайной полиции зафиксировала факт моего визита к коварному коммунистическому послу. Это был промах с его стороны. Я не уверен, что это было сделано без умысла дать знать немцам о моих якобы дружественных связях с ним.
Итак, я пошел повидаться с советским послом, которого все так избегают, что его лишь изредка можно встретить на официальных обедах или завтраках. Он сказал мне, что его правительство готово немедленно установить сотрудничество с Лигой наций в применении санкций против Италии. Он сказал также, что Румыния в еще большей мере преисполнена готовности к немедленным действиям. Французский посол, сказал он, дал ему понять, что боится, как бы поражение Муссолини не привело к захвату Германией Австрии.
Когда мы закончили беседу о реакции на позицию Рузвельта, я сказал ему: