Дневник. Том 1

обретала чересчур откровенный характер: читающей публике препод

носились их высказывания в частных беседах, отнюдь не всегда проду

манные, признания, порой относящиеся к личной жизни, описание их

вкусов, привычек, манеры поведения, внешности и т. д. Теперь, по про-

2*

19

шествии десятилетий, сведения такого рода ценны как исторические

свидетельства. Современным Эдмону Гонкуру читателям «Дневника»

тоже было весьма любопытно узнать поближе известных литераторов,

критиков, художников, свести с ними как бы интимное знакомство.

Однако далеко не все одобряли стремление Гонкуров рассказывать о жи

вых или только недавно скончавшихся людях многое такое, что сами

эти люди едва ли захотели бы сделать достоянием общественности. Осо

бенное неудовольствие вызывал «Дневник» у тех его читателей, которые

находили в нем свои портреты и высказывания, — по крайней мере,

у некоторых из них.

Публикация каждого тома была связана для Гонкура с неприятно

стями. Уже первый том вызвал раздраженное письмо известного критика

и литературоведа Ипполита Тэна, который требовал оставить его в покое.

После четвертого тома обиделся историк и философ Эрнест Ренан, о чьих

«антипатриотических» высказываниях во время франко-прусской войны

сообщил Гонкур. Ренан опубликовал в прессе опровержение, заявив,

что Гонкур исказил его слова и мысли. Гонкур также печатно, и притом

в язвительном тоне, возразил Ренану. Атмосфера недовольства сгуща

лась. Почта приносила Гонкуру бранные письма, нередко анонимные.

Пресса отзывалась о «Дневнике» неодобрительно. Критик газеты «Фи

гаро», нащупав слабое место Гонкуров, упрекал их в «отсутствии син

теза». Но упрекать в этом Гонкуров было бесполезно, ибо они ставили

перед собой совсем другую задачу. В очередной дневниковой записи

Э. Гонкур, возражая критику «Фигаро», определял себя как «художника,

который ищет не общей правды, а правды мгновения». Он отмечал, что

все же приближается порой к этой «общей правде», но лишь тогда, когда

«длительные отношения с каким-либо человеком позволяют ему связать

воедино разрозненные частицы правды мгновения» (21 декабря

1887 года). Стоит принять во внимание эту оговорку при оценке «Днев¬

ника» в целом.

После выхода в свет пятого тома Гонкур почувствовал необходи

мость успокоить публику. В предисловии к шестому тому он заявил,

что с этих пор читатель будет находить в «Дневнике» только «прият

ную правду» и лишь через двадцать лет после смерти автора узнает

«другую правду, которая будет полной правдой». Кроме того, Гонкур

отмечал обвинения в «нескромности», ссылаясь на то, что в «Дневнике»

сообщаются не факты из частной жизни современников, а лишь мысли

их и суждения. Гонкур напоминал о подзаголовке, которым он снабдил

издание «Дневника»: «Записки о литературной жизни». Тем не менее

инциденты повторялись и после выпуска следующих томов.

Согласно завещанию Эдмона, полная рукопись «Дневника» после его

смерти должна была быть опечатана и помещена на хранение к нота

риусу, а по прошествии двадцати лет — передана в рукописное отделе20

ние парижской Национальной библиотеки и затем опубликована. Пуб

ликация должна была состояться в 1916 году, но была отложена, — по

официальному объяснению, в связи с мировой войной, а фактически из-

за того, что многие упоминаемые в «Дневнике» лица были еще живы.

В 1923 году была назначена специальная правительственная комиссия,

которая разрешила Национальной библиотеке не передавать рукопись

в печать, ссылаясь на закон, запрещающий публикацию текстов, «спо

собных нарушить общественный порядок». Новая оттяжка устраивала

Гонкуровскую академию, хотя пресса нападала на нее: еще и в те годы

можно было ожидать возражений от лиц, чьи имена попали в «Дневник»,

или от их наследников. Лишь в 50-х годах Академия приступила к ис

полнению воли своего основателя. Но, несмотря на то что после смерти

Эдмона Гонкура прошло более полувека, еще до опубликования руко

писи раздавались протесты, и против Академии был даже затеян судеб

ный процесс (который она, однако, выиграла). «Дневник» был издан в

1956 году в княжестве Монако (!). Но и в этом издании некоторые

имена заменены условным« буквами и опущен ряд деталей «по сооб

ражениям юридического характера». Новое издание, снабженное большой

вступительной статьей, литературными и текстологическими коммента

риями, состоит из двадцати двух томов. Теперь «Дневник» стал наконец

известен в своем первоначальном виде. Откровенность его оказалась еще

разительнее, речевая манера авторов во многих местах — еще разговор-

нее и интимнее, политические, эстетические и иные высказывания —

энергичней и резче, чем в том варианте текста, который издал Эдмон

Гонкур.

В «Дневнике» все разрознено. И, однако, его материалу присуще

несомненное единство. Оно создается прежде всего отношением авторов

к действительности, теми взглядами на жизнь и на искусство, которые

сложились у них еще в молодые годы и на протяжении десятилетий

не претерпевали существенных изменений. На всем «Дневнике», — как

на той его части, которая написана братьями совместно, так и на при

надлежащей перу одного Эдмона, — лежит печать общей литературной