Дневник. Том 1

полеонов от двух основных сил наполеоновского правитель

ства: власти и славы.

О, как возрастает презрение к человечеству, к сильным мира

сего, к их приближенным, придворным и слугам, когда пожи

вешь немного среди тайн и секретов вот такого маленького

двора, за его кулисами! Какое ложное представление создает

себе публика о здешнем мирке, понятия не имея о том, как

скучна и неинтересна может быть близкая дружба с принцес

сой императорской крови!

Вот действующие лица и статисты Сен-Гратьена. Бездар

ный художник, по фамилии Анастази, нечто вроде мистика-

идиота, пошлого, как чернь; поэтишка Коппе; этот Поплен со

своим девятилетним интриганом-сыном; заполняющие собою и

салоны, и пейзаж, и озеро три дочери профессора Целлера, три

довольно хорошенькие девушки в желтых костюмах пастушек

из оперетты; мадемуазель де Гальбуа, которую приказано на

зывать мадам де Гальбуа, несмотря на ее сорок лет девствен

ности. Среди всего этого от группы к группе переходит слепая

галлюцинирующая г-жа Дефли, с большим козырьком над гла

зами, и по пути нащупывает тень, которую она принимает за

женщину.

По воскресеньям приходят еще чета Жиро, Сентен и этот

старый шут Араго.

Да вот, боже мой, и весь кружок принцессы.

Здесь больше не беседуют, никто не слышит друг друга:

шум, производимый маленьким Попленом, заглушает все голоса.

Он все заполняет собой, перебивает Готье, который говорит

о Екатерине Медичи, и громко высказывает свои историче

ские взгляды десятилетнего школьника. Он всех называет на ты,

взрослые дочери Целлера для него — малявки, за обедом он

требует, чтобы ему принесли меню принцессы, кладет обратно

на блюдо кусочек цыпленка, который ему положил метрдотель,

в берет другой кусок, с белым мясом. Это сорванец, маленькое

современное чудовище, удивительный маленький интриган, ис

пользующий свою невоспитанность, чтобы забавлять прин-

632

цессу; он целует в коридоре платья, только что снятые ею,

когда их уносят горничные. Это лицеист восьмого класса, уже

прожженный, как старый придворный.

Среда, 25 августа.

< . . . > Господин де Саси рассказывал сегодня утром, что,

когда генералу Себастиани сообщили об убийстве его дочери,

г-жи де Прален, он остановил того, кто принес ему эту весть,

воскликнув: «Ах, минутку... как бы это не повредило моему

здоровью!»

Лавуа сказал одному бретонцу, строившему себе дом из

песчаника, — камень, из которого обычно строятся дома в Бре

тани:

— Почему вы не сложите его из кирпича, ведь это краси

вее! — Кирпич сохраняется только восемьсот лет! — ответил

домовладелец. < . . . >

Бер-на-Сене, 6 сентября.

Глубокая грусть при виде берега Сены, где ты бывал пол

ный здоровья и творческих сил, а теперь снова проходишь по

тем же тропинкам, едва волоча ноги, и природа уже ничего не

говорит писателю, который заключен в тебе. < . . . >

22 сентября.

<...> В романе «Светские женщины», который мы хотим

написать *, не забыть о женском типе в образе г-жи Лобепин-

Сюлли и г-жи Уэльс де ла Валетт, женщине с перевозбужден

ными нервами.

29 сентября.

Кто не читал бесед Наполеона в интересных, живых, никому

не известных «Мемуарах» Редерера *, тот не знает особого

красноречия этого гениального человека; это было, собственно

говоря, бродяжничество красноречия.

1 ноября.

Нам, право, не везет. Только сегодня мы устроились в па

вильоне Катин а *, куда нас пригласила принцесса, чтобы из

бавить от шума, преследовавшего нас дома, — и сегодня про¬

буют колокола, которые она недавно подарила здешней церкви.

Священник велит звонить в них только по десять минут каждые

четверть часа!

633

Быть больным и не иметь возможности болеть у себя дома,

таскать свои страдания и свою слабость с места на место, то в

снятый вами дом, то в дом, куда вас пригласили пожить друзья!

10 ноября.

Несмотря ни на что, работаем над «Гаварни». <...>

14 декабря.

Все духовные страдания превратились из-за нервной бо

лезни в страдания физические, и кажется, что телом ты во вто

рой раз мучишься от того, что однажды уже мучило тебе

душу. < . . . >

ГОД 1 8 7 0

1 января.

Сегодня, в день Нового года, ни одного гостя, ни одного из

тех, кто нас любит, ни души: с нами только одиночество и

страдание.

5 января.

Этой ночью ворочался с боку на бок, не в силах забыться

сном, и развлекал себя, оживляя в памяти далекие картины дет

ства.

Я вспомнил Менильмонтан, этот замок, в свое время пода

ренный герцогом Орлеанским одной оперной танцовщице, а

впоследствии перешедший в наследственное владение нашей

семьи, где жили мои дядя и тетя де Курмоны, г-н Арман Ле-

февр с женою и моя мать, пользовавшаяся дружбой обеих дам.

В моих мыслях вставали старинный театральный зал, роща,

полная всяких страхов, где были похоронены родители моей

тети, беседка в стиле греческого храма, — дамы поджидали там

возвращения мужей из Министерства иностранных дел или из

Высшей счетной палаты; вспомнился мне старый садовник,

грубиян Жермен, запускавший граблями в тех, кого ловил за

кражей винограда. Как живой встал в памяти дядюшка моей