Читаем Дневник. Том 1 полностью

останутся без работы.

Восковая фигура еще не вышла из младенчества, как коме

дия в эпоху Фесписа *. Но в новой Республике, которая уже

грядет, она станет всеобщим народным искусством. Нет сомне

ний, что демократии будущего воздвигнут во славу будущей

Франции новый Версаль, где будут собраны мемориальные ше

девры, доступные пониманию каждого, так что простой народ

во всем разберется, не умея читать по слогам, — Версаль воско

вых фигур.

О да, это будет сама История, великие события, высокие

свершения, внезапно выловленные из нее и застывшие, сохра

ненные для бессмертия в своей форме и в своем цвете. Конечно,

для этого привлекут художников. Делароши, например, будут

делать макеты мизансцен, расставлять кресла, давать советы

относительно поз, выбирать место для модели, подыскивать

разные фигуры. Вместе с художниками будут работать режис

серы, актеры и т. п. — все, чье ремесло призвано сочетать и

классически изображать вымышленные, мнимые факты. И, мо

жет быть, дело дойдет до того, что все исторические лица будут

снабжены рычажками, при повороте которых раздадутся знаме

нитые изречения: «Ко мне, овернцы!» * — крикнет д'Асса; «По-

92

дите скажите это вашему хозяину...» — произнесет Мирабо;

«С высоты этих пирамид...» — провозгласит Наполеон; «Он

должен быть нашим...» — скажет Бильбоке... Иллюзия полная,

народ будет доволен.

28 августа 1855 г.

У древних в удовольствиях было величие: они развлекались

цирком — боями животных, настоящей человеческой смертью

и грандиозными казнями мучеников. Лампионами для их ил

люминаций были христиане, обмазанные смолой.

Наши развлечения жалки; мы дрожим, как бы не сломал

себе шею эквилибрист, который никогда не срывается, как бы

не вывихнула бедро какая-нибудь Саки, которая тем не менее

доживает до восьмидесяти лет, а вместо древнего цирка — у нас

театр: безопасные кинжалы и чувства, изображенные при по

мощи белил. Самое же чудовищное, что может совершить ка

кой-нибудь Мюссе, — это запустить бутылку с сельтерской в

грудь уличной девке.

Красота человека сосредоточилась в его лице, она тоже пе

режила всеобщую эволюцию. Условия жизни людей стали со

вершенно другими: жизнь под открытым небом сменилась

жизнью заключенных, все расы выродились. А эти тупицы —

официальные педагоги — еще хотят, чтобы изящная словес

ность застыла без движения.

К тому же от действия, от внешнего драматизма, от романа

плаща и шпаги, от авантюрного романа типа «Жиль Бласа»

любознательность и исследование обратились к чувству, к внут

реннему действию, внутреннему драматизму, обратились от по

вествования о событиях — к повествованию о мысли.

Да здравствуют неофициальные таланты! Рембрандт, Гоф

ман! Какой пройден путь от первобытного человека до того уди

вительного разложения здравого смысла, которого достиг

Гофман!

30 августа.

Вчера в ресторане обедали некие отец и сын. Отец — утом

ленное и изящное лицо старого негоцианта; сын — юная лисья

мордочка. Отец разглядывает одну девушку: «У нее прекрас

ный цвет лица!» Сын: «Да... На Промышленной выставке я ви

дел швейную машину, которая выполняет работу двадцати

восьми швей...»

93

Воскресенье, 2 сентября.

Пришел обедать Путье. Рассказывая о том, как он с одним

старым художником, имеющим орден, работал в Лувре над ко

пией портрета императора, Путье заметил, что этот художник

напоминает тех кавалеров ордена Почетного легиона, которые

в газетных рекламах подтверждают своей подписью, что были

излечены от лишая.

Мы повели его на бал в монмартрский Эрмитаж. Вечное

пьяное паясничание Путье; все виды остроумия; olla podrida 1

из каламбуров, эпиграмм, всяких глупостей, намеков на бога и

дьявола, комических преувеличений, причудливых передразни

ваний; кошмарная болтовня, в которой сказывается водевилист,

художник-мазила и пьяный литератор, — она сопровождается

буйными жестами, обезьяньими гримасами, цирковыми «гоп-

ля!», развинченными, судорожными движениями. Путье без

конца пристает к одной из танцующих: «Кормилица моей

крошки! Негодяйка, она портит свое молоко!.. Я тебя узнал!

У тебя носовой платок моей жены: метка А. П. !» Утверждает,

что надзиратель, приставленный следить за целомудрием

танцевальных па, — его дядя, что теперь тот лишит его наслед

ства и т. д. Пляшет, потом вдруг начинает передразнивать вся

кие танцы и позы, демонстрируя свои панталоны, протертые на

заднем месте; издевается над салонным танцем, над Петрой Ка-

марой, изображает щелканье кастаньет и пылкость испанского

темперамента, затем — Наполеона, глядящего в подзорную

трубу, заложа руку за спину. Отплясывает буррэ, подпрыгивает

с легкостью сильфа, весь извивается, прижимается к своей

партнерше.

6 сентября.

Были на Монмартрском кладбище.

Сама меланхолия впадает в водевильный, стиль у просто-

фили-буржуа, охваченного скорбью. Ничто так не отвращает от

мысли о бессмертии, как это зрелище смерти; ощущаешь без

различие к посмертной судьбе собственного имени, воля сла

беет... Одному человеку пришла в голову мысль окружить мо

гилу сына двумя рядами железных колышков, а колышки уве

шать колокольчиками с продырявленными в них крошечными

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное