останутся без работы.
Восковая фигура еще не вышла из младенчества, как коме
дия в эпоху Фесписа *. Но в новой Республике, которая уже
грядет, она станет всеобщим народным искусством. Нет сомне
ний, что демократии будущего воздвигнут во славу будущей
Франции новый Версаль, где будут собраны мемориальные ше
девры, доступные пониманию каждого, так что простой народ
во всем разберется, не умея читать по слогам, — Версаль воско
вых фигур.
О да, это будет сама История, великие события, высокие
свершения, внезапно выловленные из нее и застывшие, сохра
ненные для бессмертия в своей форме и в своем цвете. Конечно,
для этого привлекут художников. Делароши, например, будут
делать макеты мизансцен, расставлять кресла, давать советы
относительно поз, выбирать место для модели, подыскивать
разные фигуры. Вместе с художниками будут работать режис
серы, актеры и т. п. — все, чье ремесло призвано сочетать и
классически изображать вымышленные, мнимые факты. И, мо
жет быть, дело дойдет до того, что все исторические лица будут
снабжены рычажками, при повороте которых раздадутся знаме
нитые изречения: «Ко мне, овернцы!» * — крикнет д'Асса; «По-
92
дите скажите это вашему хозяину...» — произнесет Мирабо;
«С высоты этих пирамид...» — провозгласит Наполеон; «Он
должен быть нашим...» — скажет Бильбоке... Иллюзия полная,
народ будет доволен.
У древних в удовольствиях было величие: они развлекались
цирком — боями животных, настоящей человеческой смертью
и грандиозными казнями мучеников. Лампионами для их ил
люминаций были христиане, обмазанные смолой.
Наши развлечения жалки; мы дрожим, как бы не сломал
себе шею эквилибрист, который никогда не срывается, как бы
не вывихнула бедро какая-нибудь Саки, которая тем не менее
доживает до восьмидесяти лет, а вместо древнего цирка — у нас
театр: безопасные кинжалы и чувства, изображенные при по
мощи белил. Самое же чудовищное, что может совершить ка
кой-нибудь Мюссе, — это запустить бутылку с сельтерской в
грудь уличной девке.
Красота человека сосредоточилась в его лице, она тоже пе
режила всеобщую эволюцию. Условия жизни людей стали со
вершенно другими: жизнь под открытым небом сменилась
жизнью заключенных, все расы выродились. А эти тупицы —
официальные педагоги — еще хотят, чтобы изящная словес
ность застыла без движения.
К тому же от действия, от внешнего драматизма, от романа
плаща и шпаги, от авантюрного романа типа «Жиль Бласа»
любознательность и исследование обратились к чувству, к внут
реннему действию, внутреннему драматизму, обратились от по
вествования о событиях — к повествованию о мысли.
Да здравствуют неофициальные таланты! Рембрандт, Гоф
ман! Какой пройден путь от первобытного человека до того уди
вительного разложения здравого смысла, которого достиг
Гофман!
Вчера в ресторане обедали некие отец и сын. Отец — утом
ленное и изящное лицо старого негоцианта; сын — юная лисья
мордочка. Отец разглядывает одну девушку: «У нее прекрас
ный цвет лица!» Сын: «Да... На Промышленной выставке я ви
дел швейную машину, которая выполняет работу двадцати
восьми швей...»
93
Пришел обедать Путье. Рассказывая о том, как он с одним
старым художником, имеющим орден, работал в Лувре над ко
пией портрета императора, Путье заметил, что этот художник
напоминает тех кавалеров ордена Почетного легиона, которые
в газетных рекламах подтверждают своей подписью, что были
излечены от лишая.
Мы повели его на бал в монмартрский Эрмитаж. Вечное
пьяное паясничание Путье; все виды остроумия; olla podrida 1
из каламбуров, эпиграмм, всяких глупостей, намеков на бога и
дьявола, комических преувеличений, причудливых передразни
ваний; кошмарная болтовня, в которой сказывается водевилист,
художник-мазила и пьяный литератор, — она сопровождается
буйными жестами, обезьяньими гримасами, цирковыми «гоп-
ля!», развинченными, судорожными движениями. Путье без
конца пристает к одной из танцующих: «Кормилица моей
крошки! Негодяйка, она портит свое молоко!.. Я тебя узнал!
У тебя носовой платок моей жены: метка
что надзиратель, приставленный следить за целомудрием
танцевальных па, — его дядя, что теперь тот лишит его наслед
ства и т. д. Пляшет, потом вдруг начинает передразнивать вся
кие танцы и позы, демонстрируя свои панталоны, протертые на
заднем месте; издевается над салонным танцем, над Петрой Ка-
марой, изображает щелканье кастаньет и пылкость испанского
темперамента, затем — Наполеона, глядящего в подзорную
трубу, заложа руку за спину. Отплясывает буррэ, подпрыгивает
с легкостью сильфа, весь извивается, прижимается к своей
партнерше.
Были на Монмартрском кладбище.
Сама меланхолия впадает в водевильный, стиль у просто-
фили-буржуа, охваченного скорбью. Ничто так не отвращает от
мысли о бессмертии, как это зрелище смерти; ощущаешь без
различие к посмертной судьбе собственного имени, воля сла
беет... Одному человеку пришла в голову мысль окружить мо
гилу сына двумя рядами железных колышков, а колышки уве
шать колокольчиками с продырявленными в них крошечными