Читаем Дневник. Том 1 полностью

отверстиями; колокольчики должны раскачиваться от ветра и

убаюкивать сына, звуча наподобие эоловой арфы. Неподалеку

1 Мешанина ( исп. ) .

94

от польского Акрополя, на стенах которого все польские души,

лишенные родины, расписались под изречением: «Exoriatur

nostris ex ossibus ultor» 1, — бок о бок с Альсидом Тузе лежит

маркиз Буйе — вот как играют человеком судьба и смерть *. Нет

на свете ничего более схожего с кладбищенской путаницей, чем

коллекция автографов.

Видел я здесь и добропорядочную могилу, могилу семей

ную. «Поль Нике, бывший торговец, умер в 1829 году» — про

чел я; возле Поля покоится г-жа Нике, родившаяся в 1791 году.

18 сентября, по пути из Парижа в Жизор.

В зелени над стеной движутся две веревки; время от вре

мени мелькают две маленькие ручки. Это качели.

21 сентября, Жизор.

Господин Ипполит Пасси — лысый старик, еще сохранив

ший на висках несколько седых волосков; у него живые свер

кающие глазки, он высок и подвижен. С наслаждением бол

тает. Говорит не переставая и обо всем на свете. Он шепелявит,

но речь его правильна, высказывается он ясно и четко.

Обо всем на свете есть у него не только мнение, но и не

которое понятие. Он много прочел, много повидал, много

усвоил.

Но это приносит ему, как и всякому неспециалисту, лишь

бесплодное удовольствие. Знания обо всем понемногу. Стре

мится к самостоятельности, страстно ее добивается, кичится ею

в отношении ко всему — к властям, к общественному мнению,

к общепринятым теориям, к готовым истинам или к королям.

Дунайский крестьянин * из гостиных, обличитель, приемлющий

все энциклопедии и отвергающий все евангелия, рассматривает

формы правления только как разновидности коррупции, опре

деляет тариф на все: папство — миллион двести тысяч франков,

депутатство (сорок восьмого года) — восемнадцать тысяч фран

ков, предоставленных национальным мастерским; не верит ни

в людей, ни в политику, верит только цифрам и политической

экономии.

Очень разносторонняя и очень дисциплинированная па

мять — целый арсенал оружия против иллюзий и преданности

идеям. Добродушная ирония и лафонтеновская улыбка старого

1 «И восстанет мститель из нашего праха» ( лат.

) *.

95

государственного деятеля по поводу всего, к чему можно бы

предположить в нем привязанность, например по поводу Луи-

Филиппа, которого он называет «папашей Олибаном» * государ

ства. Увлеченный всем, что практически полезно, он равно

душен к остальному, в том числе и к искусству; на Промышлен

ной выставке не желает видеть ничего, кроме грошовых ножей.

Яростно насмехается над верой как таковой, над религией и,

как все это поколение 89-го года, вскормленное «Девственни

цей» *, неистощим на вольтерьянские шутки и злые насмешки

над царством божиим, над его хартией — Библией и над его от

ветственными министрами.

Обаятельный собеседник; ум не обширный, но вместитель

ный, поклонник здравых парадоксов и скептических суждений;

любитель ораторствовать в салоне или в кресле у камина, зло

словя направо и налево, отрицая принципы, принижая людей

воспоминаниями об их прошлом, а события — сообщением под

робностей; он стремится скорее поразглагольствовать, чем убе

дить, скорее восхитить слушателя, чем увлечь его, скорее не

упустить вопроса, чем вникнуть в него, ниспровергает верова

ния, чернит общество, господа бога, чернит все и вся — и это

лишь для вящей славы своей как собеседника. Есть два сорта

людей, заметил Монтескье, — люди мыслящие и люди забавляю

щие. Г-н Ипполит Пасси — из забавляющих.

У Эжени Пасси, его дочери, — маленькие глазки, носик, ро

тик, зубки и подбородочек. Еле слышный голосок. Если ей слу

чится шевельнуть рукой — это уже происшествие. Если ей до

ведется открыть ротик — это просто чудо; а если это чудо свер

шается, она так бережно извлекает из себя свой слабенький

голосок, что он похож не на речь, а скорее на замирающее эхо

шепота в комнате больного. Она может минут сорок пять оста

ваться в одной позе. Она медленно и спокойно переводит взгляд

с предмета на предмет. Она кажется одной из этих безжизнен

ных и благожелательных спокойных героинь, картинкой из

кипсека, статуей, лишь наполовину оживленной Пигмалионом,

гофмановской женщиной-куклой, или нет, она, пожалуй, напо

минает злосчастную принцессу из рыцарского романа, милую и

терпеливую, доверчиво поджидающую великодушного героя,

которому суждено освободить ее.

24 октября.

< . . . > Мысль для нашей книги «Мечты о диктатуре» — до

тация в сто тысяч франков всем крупным изобретателям, ху

дожникам, литераторам и т. д. < . . . >

96

T. Готье в турецком костюме. Акварель Э. Жиро,

написанная в Сен-Гратьене, у принцессы Матильды

Принцесса Матильда.

Рисунок Эбера

Три императора.

Рисунок Леонардо да Винчи

(копия Ж. Гонкура)

«Позорный столб иногда следует

украшать императором».

Современная карикатура

на Наполеона III,

опубликованная в Брюсселе

Возникла идея книги «Актрисы» *, местом действия будет

цирк. < . . . >

Прочел в «Деба» статью некоего Бодрийяра. Партия универ

ситетская и академическая, партия кропателей хвалебных или

порицательных статей, партия бесплодных бездарностей, кото

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное