Дневник. Том 1

Где же они были все время?

А Нижний Новгород обозвать Горьким – это что?

Я написала об этой сенсации Наташе и заметила, что, по моему мнению, Соня и Петруша будут жить в Гусевом переулке.

16 января. Мне скучно без молодежи. Я так привыкла прежде иметь дело постоянно с юными существами, что теперь, когда мы возвращаемся к жизни, я ощутила страшную тоску по молодости.

Дома – Вася с Наташей и Васины товарищи, девочки; в театре – Сильва, Саша, Полюта, Леля, да все. Пока я рисовала Орлову, это меня веселило очень. Странное дело. А может быть, и не странно.

Поставили мне сегодня кирпичную печку, что меня очень радует. Хоть бы раз натопить мне комнату до тепла, градусов до 15.

Беляков рассказывает, что в Москву приехали из Америки русские священники. Ходят в рясах с большими нагрудными крестами и с посохами. Относятся к ним москвичи с большим уважением (получают они первую категорию). Когда-то давно кто-то мне говорил, что церковь у нас должна зачахнуть; лучших священников расстреляли, выслали[1184], новых нету и не может быть, и я на это ответила: «В Париже есть духовная академия, куда люди идут только по призванию. Вот они-то приедут и восстановят нашу церковь». И вот уже сбывается.

Я чувствую себя каким-то дубом на поляне. За 25 лет всё и все менялись, меняли убеждения, верования, взгляды. Я оставалась верна своим убеждениям и самой себе, и теперь оказывается, что я во всем была права. Вот если и остальное сбудется, то Soeur Anne радостно мне ответит, что видит подъезжающих братьев уже не с заднего крыльца, а по большой дороге. Боже мой, если бы!

Канонада сегодня где-то далеко, мало слышно. В Нейрохирургический институт поступило пока пятнадцать раненых. Я заносила в пятом часу нарисованную для Бондарчука схему, он готовился к операции.

Ему, по-видимому, очень больно, что не придется ехать на съезд, на котором будут представители со всей страны.

Сейчас по радио: мы перерезали дорогу Новосокольники – Дно.

Эх Гитлер, Гитлер, вздумал валить дерево не по плечу, оно, брат, тебя и раздавит. Вот вам и русски свинь, и славянский навоз и пр. Самые храбрые, до отчаянности храбрые народы в Европе русские и сербы. Тех тоже на колени не поставишь.

Победу, войну у нас сумели организовать, надо отдать справедливость. Но кто? Сталин или Рузвельт? Это организовать. А победить мог только русский народ. Какой народ! Жуков. Я, мы переживаем не по книжкам, а воочию, сами являемся свидетелями величайшей в мире войны, величайшего напряжения своего народа.

Господи, помоги ему.

20 января. Сегодня взяли Новгород. Слушала радио, и слезы потекли из глаз. Вчера Красное Село, Ропшу[1185], сегодня Новгород. Милый Великий Новгород. Как в институте мы увлекались его историей, Куторга сумел так нам подать его историю, что нам, четырнадцатилетним девочкам, стал понятен его характер, его вольница, колонизация. Как бы мне хотелось туда съездить весной.

Но у многих сжимается сердце, и у меня в том числе. Что будет дальше? Наталья А. Азбелева не верит в союзников, О.И. Кричевская тоже.

Мне думается, что народ, способный на такой внемасштабный подъем, одерживающий такие победы, сумевший за два года так научиться воевать, должен исторически получить вознаграждение, должен сам выбрать формы своей жизни; он завоевал себе право на полную свободу, на уничтожение крепостного права, колхозов и пр.

А евреи за трусость, за бегство с фронта должны быть наказаны. И будут, вероятно. В армии, по слухам, сильнейший антисемитизм[1186].

Мне очень бы хотелось попросту дежурить сейчас в госпитале. А Бондарчук засадил меня за перевод и думает, что спасает меня от непосильной работы. А мне больно, что я вне войны, ничем никому не помогаю.

После известия о взятии Новгорода у меня сделалось пасхальное настроение, какой-то душевный подъем. И решила вынуть наконец спрятанные от бомбежки образа и повесить.

Вчера говорила по телефону с Антониной Петровной. Взятие Красного Села и общее наступление произвели на нее такое впечатление, что она всплакнула.

Мы перебили немцам хребет, что до известной степени предсказывал Блок в «Скифах»[1187], пожалуй, даже и шейные позвонки, и на этого инвалида набросятся англо-саксы, – освободители Европы! Нет, шалишь,

Мы – нашей кровью искупилиЕвропы вольность, честь и мир[1188].

Последние дни немцы все-таки несколько раз обстреливали город. Анне Ивановне рассказывал шофер Зубкова (сам Зубков ничего не рассказывает), что они ездили на фронт, но проехать почти невозможно, наши войска целой лавиной двигаются на фронт, кругом все минировано, от деревень остались только имена и груды развалин, снега на земле не видно, вся земля взрыта снарядами.