Дневник. Том 1

14 ноября. Вернулась сейчас с авторского концерта Шостаковича, исполнялись квинтет и новые квартет и трио[1247]. Это все чудесно. Скрипки мне напомнили почему-то осеннюю паутину, усеянную капельками росы, блестящую на утреннем солнце. Особенно хороши квартет и трио памяти И.И. Соллертинского со скорбной средней частью. Я вспоминала Аленушку, как она танцевала с Д.Д. фокстрот и потом говорила: «Я очень люблю Митю, он такой хорошенький, как девочка». Так больно на сердце – больно, больно.

Видела Дмитриева, расспрашивала про Васю, просила устроить халтуру. О халтуре – очень это трудно устроить. О Юрии он сказал: «Да, Шапорин ведет себя по отношению к сыну странно и глупо».

Вчера была pour faire acte de présence[1248] в Институте театра и музыки на докладе Винера о творчестве Образа и Характера. Читал он часа полтора, одни общие места и без конца цитаты. Там были: Винер, Карская, Мовшенсон, Янковский, Португалова и еще девица, Левик – все евреи, и Загорный, Кошаровская, Данилов, Пехов и я – русские. Его разгромили Янковский и Данилов. Мовшенсона я уважаю за то, что он сохранил свою ужасную фамилию и не сделался Полонским, как его сестра-поэтесса. Он прочел у нее мой перевод Стравинского и очень одобряет.

Получила от Наташи сегодня чудесное письмо о ее флирте с Никитой Богословским и поездке с ним в салон-вагоне в Москву[1249]

. Прием, оказанный Шапориными, был ужасен. Он превратился под благотворным влиянием супруги в скрягу. Чтобы не помочь сыну в такой момент, бояться впустить их в свою дачу, задержать пропуски чуть что не до декабря! Просто негодяй. Ему же хуже.

15 ноября. Стравинский пишет в 1-м томе своих «Хроник»: «Ce fut dans ce milieu cultivé (у Н.А. Римского-Корсакова) que j’ai noué beaucoup de nouvelles relations parmi les jeunes gens qui y venaient et qui avaient des préoccupations intellectuelles des plus variées. Il y avait des peintres, des jeunes savants, des amateurs éclairés et aux opinions avancées (je veux citer mon ami Stephane Mitoussof avec lequel je composais plus tаrd le livret de mon opéra “Le Rossignol”)»[1250].

Сегодня у меня была Александра Васильевна Щекатихина, заговорила о Митусове. Оказалось, что Степан Степанович Митусов – ее родственник по первому мужу, Потоцкому. Он написал либретто «Соловья» полностью, а не в collaboration[1251] со Стравинским, но, очевидно, по его указаниям. Стравинский ему обещал, что имя его будет на афише и что он будет получать авторские как автор либретто. Когда опера была написана, имя Митусова не фигурировало на афишах, и он никогда не получил ни копейки. Он писал Стравинскому, но ответа не было. Во время блокады он умер от голода.

Среди этих молодых людей, бывавших у Римского-Корсакова, был Петр Петрович Греков, сын казачьего генерала; у них было имение Гусевка в Саратовской губернии. Стравинские были небогаты, и Игорь несколько лет подряд ездил к Грековым и проводил у них все лето. После революции П.П. Греков эмигрировал и жил в Париже. Когда туда приехали Билибины, то нашли его очень внешне опустившимся. Он очень бедствовал – был многосемейным, заработки скудные, он работал чернорабочим на фабрике, рабочие над ним трунили, на работу брали с трудом, ему было уже 50 лет. Александра Васильевна рассказывает, что, когда он бывал у них и приходили иностранцы, внешний вид Грекова их шокировал, приходилось объяснять, что и почему.

Однажды он зашел в нотный магазин Madelaine и рассматривал какие-то ноты. Внезапно в магазине всё замолкло, и только послышался шепот: «Это Стравинский». Греков обернулся и увидал его. И подошел со словами: «Не узнаете? Я П.П. Греков – помните Гусевку?» Стравинский сухо на него посмотрел, сказал: «Может быть», – отвернулся и отошел. «Мне было так стыдно, – рассказывал Греков, – стыдно за него».

А.В. говорит, что семью он бросил и сошелся со второй женой Судейкина Верой Артуровной. Семье помогал очень мало, а сыну-пианисту будто бы не разрешил выступать под своей фамилией. Это меня удивляет, т. к. в «Хрониках» он искренно пишет, что j’ai eu la joie de faire débuter mon fils[1252] – сын играл его концерт под его управлением.

Мне было грустно узнать всю эту оборотную сторону медали. По «Хроникам» он мне представлялся другим.

Мы с А.В. пошли к 7 часам в ТЮЗ на премьеру «Бедность не порок»[1253]. Актеры очень волновались, не окажется ли спектакль провинциальным после трехлетней работы в Березняках. Нет, они не ударили лицом в грязь, как Мариинский театр[1254], – дали хороший спектакль. Они не хватают звезд с неба, но это добротный показ Островского юному зрителю. Трогательный и чистый.