Дневник. Том 2

Весь Бульвар обращен в ярмарку. Чем только не торгуют

на асфальте тротуара: шерстяные фуфайки, шоколад по два

су за плитку, ломтики кокосового ореха, «пастилки султана»,

целые кипы «Возмездий» Виктора Гюго, оружие, словно извле

ченное из театрального реквизита, коробки с сюрпризами, где

можно увидеть того или ту, кого любишь. На скамье против

Варьете новоиспеченные рыбаки торгуют бог весть где выужен

ными щучками величиной с пескаря, по два франка за штуку.

По бульвару мелкими шажками разгуливает беспечная толпа —

обычная воскресная толпа мирного времени, застревающая,

чтобы поглазеть у каждого развала, под выкрики ужасных

огольцов, вопящих уже осипшими от водки голосами: « Госпожа

Баденге, или Бонапарта, ее любовники, ее оргии».

Понедельник, 31 октября.

Ноэль Парфе в отсутствие Леви отказывается издавать

«Бланш де ла Рошдрагон». Поразительно, до чего обидной бы

вает всегда любезность глупца!

Поведение людей, выражение лиц говорят о том, что на

двигаются великие и грозные события *. Из-за спин толпы, ок

ружившей и засыпающей вопросами солдата Национальной

гвардии, до меня долетают слова: «револьверные выстрелы»,

«палят из ружей», «раненые»... А на пороге Французского те

атра Лафонтен сообщает мне, что получено официальное из

вестие о капитуляции Базена *.

На улице Риволи шумно, и по мере приближения к Ратуше

толпа людей под зонтами все растет.

63

А там — давка, сутолока, скопление разношерстной пуб

лики, сквозь которую то и дело протискиваются солдаты На

циональной гвардии, держа ружья дулом книзу, с криками: «Да

здравствует Коммуна!» На темном здании Ратуши освещен

один лишь циферблат часов, по которому движется равнодуш

ная стрелка; окна широко распахнуты, и в них, свесив ноги

наружу, сидят те же блузники, что и 4 сентября. Площадь —

лес поднятых вверх ружейных прикладов с блестящими под

дождем затворами.

На лицах отражается горечь, вызванная капитуляцией Ба-

зена, гневное возмущение поражением под Бурже * и ярост

ная, безрассудно героическая решимость ни за что не заключать

мира. Рабочие в круглых шляпах карандашом записывают на

листках засаленных бумажников имена, которые им диктует

какой-то господин. Среди прочих слышу имена Бланки, Флу-

ранса, Ледрю-Роллена, Моттю. «Ну, теперь дело пойдет на

лад!» — восклицает какой-то блузник при красноречивом мол

чании окружающих; а рядом со мной, в кучке напуганных жен¬

щин уже опасливо обсуждается вопрос о разделе имущества.

Судя по блузникам, сидящим свесив ноги в окнах Ратуши,

правительство свергнуто, Коммуна провозглашена и список,

продиктованный господином на площади, должен быть утвер

жден в течение суток, всеобщим голосованием. Итак, сверши

лось. Под сегодняшней датой можно записать: «Finis Fran-

ciae»... 1

Крики над площадью: «Да здравствует Коммуна!» С улицы

Риволи устремляются все новые и новые батальоны, сле

дом за ними — жестикулирующая и вопящая хамократия...

Бедная Франция, попавшая во власть этих не управляемых ра

зумом штыков! И в ту же минуту, как в насмешку, какая-то

пожилая дама, заметив, что я купил газету, спрашивает меня,

нет ли в ней курса государственных процентных бумаг.

После обеда слышу, как человек в рабочей блузе говорит

продавщице табачной лавочки, куда я зашел закурить: «Ну

разве мыслимо позволять себя вечно дурачить? Вот увидите,

еще повторится девяносто третий год, и будут друг друга ве

шать!»

Бульвар погружен во тьму, все лавки закрыты, ни единого

прохожего. Лишь редкие группы мужчин, обернувших вокруг

пальца веревочку, на другом конце которой болтается пакетик

со снедью, видны в полосе света, падающей из освещенных кио-

1 Конец Франции ( лат. ) .

64

Бомбардировка Парижа пруссаками в 1870 г.

Современная гравюра

«Как пруссаки взяли Париж в 1871 году»

(Министры Фавр, Гарнье-Паж, Трошю, Ферри,

Тьер протягивают Бисмарку ключ от города) —

карикатура Фостена

Коммуна или смерть.

Гравюра 1871 г.

сков и кофеен, владельцы которых беспокойно ходят перед

дверьми своих заведений, подумывая, не лучше ли будет запе

реть их. Бьют сбор, бьют тревогу. «Канальи!» — кричит пробе

гающий мимо пожилой солдат апоплексического вида, с кепи

в руке. Офицер Национальной гвардии, стоящий на пороге

кофейни «Риш», сзывает людей из своего батальона. Проно

сится слух, что генерал Тамизье арестован Коммуной. Все так

же яростно бьют сбор. По мостовой вдоль бульвара мчится мо

лодой солдат Национальной гвардии, вопя что есть мочи:

«К оружию, черт побери!»

Гражданская война с голодом и бомбардировкой — неужели

таков наш завтрашний жребий?

Вторник, 1 ноября.

От площади Согласия медленно движутся к Ратуше отряды

Национальной гвардии, а из окон Тюильри глядят на них из-за

занавесок раненые в вязаных колпаках и сестры милосердия в

монашеских чепцах. Это демонстрация протеста против того,

что произошло вчера, окруженная толпой народа, высыпавшего,

точно в праздничный день, на парижские мостовые.

Против обыкновения, собрание у Бребана нынче вечером

очень многолюдно. Тут Теофиль Готье, Бертран, Сен-Виктор,