Дневник. Том 2

ком ядра, пущенного на очень большое расстояние. Еще я за

метил, что при выстреле из пушки раздается нечто похожее на

стук отскочившего трамплина, и звук этот весьма отличен от

разрыва снаряда, даже если это глухой разрыв.

Белый плакат призывает граждан строить баррикады в Пер

вом и Двадцатом округах. Белый плакат предлагает по четыре

франка в день тем, кто будет сражаться на баррикадах. В 1871

году за патриотизм все время сулят деньги.

Розовый плакат предлагает гражданам стать хозяевами со

рока миллиардов, принадлежащих империалистам. И, как бы

считая эту сумму слишком малой для того, чтобы удовлетво

рить аппетиты населения, человек, подписавший плакат, объ

являет, что 7,5 миллиона семей владеют всего десятью мил

лиардами, в то время как 450 тысяч семей финансистов и

крупных промышленников имеют четыреста миллиардов, приоб

ретенных, конечно же, мошенническим путем. Плакат этот —

сокровенная суть секретной программы Коммуны! Разве я не

вижу уже теперь, как эти люди сидят со своими женами у нас

на бульваре и, глядя на наши особняки, громко говорят: «Когда

будет основана Коммуна, мы неплохо устроимся в этих особня

ках!»

Трагический эпизод этих дней. Несколько дней назад, вече

ром, кто-то позвонил к Шарлю Эдмону. Он открыл и увидел

женщину с совершенно седыми волосами, которую он в первую

минуту не узнал. Это была Жюли, его жена! За несколько дней

до восстания она уехала в Бельвю и увезла туда свою умира

ющую мать и служанку. В Нижнем Медоне шли бои. Четверо

жандармов сражены возле ее сада. Это раненые, которых надо

подобрать и выходить! Подвал дома превращается в лазарет,

где старушка умирает. Мэрии не существует, и невозможно

получить разрешение на похороны. Наконец, через два дня,

в Медон посылают девочку, которая возвращается с разреше

нием, с гробом и священником. Но ни носильщиков, ни могиль

щиков нет. Ночью они пускаются в путь — священник и две

женщины несут гроб. Невдалеке падает и рвется снаряд. Гроб

брошен, и все трое плашмя ложатся на землю. Второй снаряд,

третий, и каждый раз все повторяется снова. На кладбище они

рассчитывали воспользоваться киркой могильщика. Кирки нет.

Женщинам пришлось поставить гроб в какой-то угол, и они ру

ками и ножницами наскребли земли, чтобы хоть немного засы

пать гроб. Все это происходило под звуки ужасающей ружейной

и пушечной пальбы, не прекращающейся в последние дни.

128

Выходя от Шарля Эдмона, я услышал откуда-то снизу го

лос, показавшийся мне голосом проповедника. Заметив узкую

лестницу, я спустился на несколько ступенек и очутился в ча

совне Люксембургского дворца, где со звуками органа слива

лись голоса маленьких девочек — дочерей служащих, и двух

сот или трехсот раненых в серых халатах; при виде их уны

лого и медлительного шествия у меня сжалось сердце.

Во всем квартале, во всех мастерских, во всех читальнях,

прежде переполненных, нет ни души, и я вижу сегодня одно-

единственное юношеское чело, склоненное над книгой.

Снаряды уже красуются в витринах лавок, торгующих ред

костями, и я слышу, как мальчишка, разложивший на тротуаре

свой носовой платок со всякими железками, выкрикивает:

«Осколки снарядов по десять сантимов за штуку». Лавки закры

ваются, и это бедствие приняло такие размеры, что сегодня

закрылась даже кондитерская Герра, у ворот Тюильри.

Вокруг Вандомской площади толкутся на месте выведенные

на марш батальоны, тут и вестовые, готовые вскочить на коня,

и среди всего этого скопища движется огромный экипаж, в ко

тором поблескивают штыки.

Все эти дни живешь в каком-то странном состоянии духов

ной пустоты и физического изнеможения.

Пятница, 21 апреля.

В начале Елисейских полей — группа рабочих, они бесе

дуют, невзирая на канонаду. Разговор идет о нынешней дорого

визне; оратор в центре группы рассказывает, что его отец вер

тел жернова на мельнице. «Он зарабатывал всего пятьдесят су

в день и тем не менее был в состоянии кормить троих детей,

в то время как я, зарабатывая при Империи по пять франков,

едва мог прокормить двоих». Повышение заработной платы не

поспевает за вздорожанием жизни — вот, в сущности, главная

претензия рабочего к современному обществу. Тут я вспомнил,

как мы с братом где-то писали, что диспропорция между зара

ботной платой и дороговизной жизни погубит Империю. «Что

мне с того, что здесь есть памятники, Опера, кафешантаны,

ведь я туда еще ни разу не заглядывал, это мне не по средст

вам». И он радуется тому, что в Париже больше не будет бога

чей; он убежден, что скопление в одном месте множества бо

гатых людей ведет к вздорожанию жизни. Этот рабочий в одно

и то же время глуп и полон здравого смысла.

«Веритэ» сообщает, что завтра или послезавтра, в «Офись-

ель» будет опубликован закон, по которому все мужчины от

9 Э. и Ж. де Гонкур, т. 2

129

девятнадцати до пятидесяти пяти лет, как женатые так и не

женатые, будут призваны *, чтобы выступить против вер-

сальцев. И я попадаю под действие этого закона! Через не

сколько дней мне придется скрываться, как во времена тер

рора! Пока еще, на крайний случай, есть возможность уехать,

но у меня нет на это никакого желания.