Одинокая слеза стекает по щеке доктора Мендеса.
– Прости. Для меня это до сих пор тяжело. – Его голос прерывается. Он снимает очки в оправе синего цвета и сжимает переносицу.
Я двигаю коробку с салфетками к нему. Мы смеемся.
– Спасибо, доктор, – говорит он, потом вздыхает и снова надевает очки. – В глубине души я знал, что это я убил Рубена. Если бы я только проглотил свою гордость и не ссорился с ним. Если бы только я не дал ему пойти. Если бы только… Если бы только… Я смотрел на луну и видел лицо Рубена. Я смотрел на облака – и видел палец, указывающий на меня.
– Парейдолия?
– Парейдолия.
– Из всех психотерапевтов мира мне достался тот, который понимает меня лучше всех, – тихо говорю я.
– Тебе задолжали немного удачи.
– Поэтому и нужны были истории?
– Благодаря историям, в которых я удален из уравнения, я смог закрыть твою рану, чтобы излечить тебя. Мир, судьба жестоки и непредсказуемы. События происходят из-за множества причин. Но события происходят и без причин. Нести бремя прихотей вселенной – это слишком для любого человека. И это несправедливо по отношению к тебе.
– То есть для меня еще не все потеряно, да?
– Ты не в конце путешествия, а в его начале. Ты сейчас там, откуда начинает большинство людей, которые потеряли любимого или любимых. Ты проделал работу для правильного понимания этой трагедии и своей роли в ней, но лечение на этом не закончено. Ты уничтожил инфекцию в ране, так что теперь она может зажить.
– Я надеюсь, что когда-нибудь снова почувствую себя полностью здоровым.
Покрасневшие от слез глаза доктора Мендеса сверкают.
– Не почувствуешь. И в то же время почувствуешь. Я иногда вспоминаю улыбку Рубена, чувствую запах одеколона, напоминающий мне о нем, – как и многие подростки, он выливал его на себя слишком много. И когда накатывают такие воспоминания, я чувствую боль. И ты почувствуешь. Но впереди у тебя достаточно насыщенная и долгая жизнь, чтобы перетерпеть эту боль и двигаться дальше.
Проходит некоторое время.
– Могу я вам кое-что рассказать? – спрашиваю я.
– Конечно.
Я рассказываю ему, что собираюсь провести день прощания вместе со своими родителями. Правда, это, скорее, будет приветственный день. Чтобы они могли услышать мою историю. Чтобы я мог открыть им всего себя, спрятавшегося за беспричинно воздвигнутыми мной самим стенами.
Рассказываю ему про свою веру в то, что мы сами – истории, состоящие из дыхания, крови и воспоминаний, и что некоторые истории никогда полностью не заканчиваются.
Рассказываю ему о своей надежде на то, что после смерти наступит день, когда ветер вдохнет жизнь в наши истории и они пробудятся ото сна, что напишу лучшую историю, какую только смогу. Такую, которая эхом прозвучит в бездне вечности хотя бы ненадолго.
Рассказываю ему о надежде когда-нибудь снова увидеть своих друзей.
Я рассказываю ему, как я надеюсь.
Глава 45
Хотя двое подруг-танцовщиц стоят рядом с Адейр, когда мы проходим мимо по покрытой листьями стоянке, я все равно останавливаюсь на мгновение, чтобы она меня заметила. Скорее, предлагаю себя. Мне нечего ей сказать. Я просто хочу дать ей возможность сказать то, что ей нужно сказать.
Теперь, как мне кажется, я могу это принять. Результат ли это бесед с доктором Мендесом или действия таблеток, или того и другого, но панических атак у меня не было уже давно. Я могу впитать все, что она испытывает по отношению ко мне, и выжить. И если это принесет ей комфорт или успокоение, я хочу, чтобы она его получила. Я пытаюсь сказать ей это выражением своего лица.
Но она смотрит мимо меня и в то же время сверлит меня взглядом. Взгляд ее серых глаз горяч и тяжел, как лихорадка. Лихорадка, от которой ты уже никогда полностью не оправишься. Такая, которая уносит часть тебя и никогда не возвращает. Такая, которую ты не можешь полностью пережить.
По крайнем мере я это понимаю.
Глава 46
Джесмин внезапно перестает играть и вскакивает, издав победный возглас и ошеломленно глядя на меня.
– Что? – Я откладываю ноутбук с почти законченным сочинением для поступления в колледж и выскальзываю из-под пианино, чтобы увидеть ее, кричащую и прыгающую от радости.
Она сияет и хватает мою руку.
– Я наконец-то увидела синий цвет! Правильный синий!
И мы принимаемся кричать и прыгать вместе, а когда успокаиваемся и восстанавливаем дыхание, я говорю:
– На сегодня уже хватит упражняться. Время для острого тыквенно-молочного коктейля.