Он делает глубокий вдох, словно ему предстоит спасаться с тонущего корабля.
– Потому что. Я… меня никогда не интересовали девочки… в этом смысле. Никогда.
Повисает долгая пауза.
Мне хочется, чтобы Блейк заговорил первым, но он продолжает молчать, и это приходится сделать мне.
– А тебя интересуют…?
– Овцы? Нет.
Мы оба ухмыляемся.
– Да, – тихо признается Блейк. – Думаю… мне нравятся парни. – И поспешно добавляет: – Но только не ты, не волнуйся.
– Вау.
– Конечно, ты нравишься мне как друг. Но не
– Господи, теперь я не знаю, может, мне начать использовать увлажняющий крем или сделать пилинг. В общем, я исправлюсь, – отвечаю я.
– Нет, не надо, – просит Блейк.
– Эй, прости, чувак, – говорю я уже без улыбки. – За каждую шутку про голубых. Я никого не хотел обидеть. Марс и Эли тоже огорчились бы, если бы все узнали. На самом деле они не такие уж гомофобы. Никто из нас не гомофоб. Мы просто… не подумали. Глупо с нашей стороны. Я очень расстроен.
– Ничего страшного. Когда-нибудь я им все расскажу, а пока пусть это останется между нами, ладно?
– Да, дружище. Конечно. Но я заставлю их замолчать в следующий раз, когда они вздумают сыпать шуточками про геев. Паршиво так шутить.
– Да я не возражаю против этого. Хорошо, что я скинул с плеч этот груз. Ты первый, кому я рассказал. Спасибо, что выслушал.
– Не за что. Это не помешает нашей дружбе. – И немного помедлив, я спрашиваю: – Но в чем все-таки причина, неужели в моей стрижке?
Он не рассказал ей. Я думал, что, рассказав мне, он скажет и ей. Это произошло чуть меньше года назад. И теперь мне придется решать, стоит ли рассказывать ей всю правду о Блейке.
Нана Бетси садится в машину, и я следую за ней.
– Хорошо, теперь мы…
– Я должен вам кое-что сказать. –
– Хорошо. Слушаю.
Я начинаю говорить и запинаюсь.
– Блейк… не нашел подходящей девушки, потому что он…не хотел.
– И это правда. Похоже, свидания не входили в его планы.
Я пристально смотрю ей в глаза, прежде чем она успевает завести машину.
– Я не это имел в виду.
Несколько секунд выражение ее лица остается прежним. А затем до нее медленно доходит смысл моих слов. Она качает головой с таким видом, словно пытается отогнать от себя внезапно накатившую сонливость.
– Он не был…
Сердце в груди сочится чем-то холодным и вязким, словно белки разбитых яиц, растекающиеся по полкам в холодильнике. Теперь я уже не знаю, правильно ли поступил.
Она оставляет ключ в замке зажигания и застывает на сиденье, словно парализованная. Тишина, висящая между нами, становится еще более удушливой, чем духота в салоне машины. Наконец она наклоняется и поворачивает ключ, и сразу же в лицо веет блаженным прохладным воздухом от кондиционера. А она снова откидывается на спинку сиденья, и мы стоим на месте.
– Я и понятия не имела, – сказала она. – Мы долгие годы жили вместе, но мне и в голову такое не приходило.
– Мне тоже, пока он сам все не рассказал.
– Когда он рассказал тебе?
– Чуть меньше года назад.
Ее лицо морщится, и она начинает плакать.
– Почему он мне ничего не сказал?
– Он… он собирался. Он сказал мне. – Это несомненная ложь, но она необходима, чтобы хоть как-то успокоить Нану Бести.
– Но зачем ждать?
– Думаю, он… знал, как много значит для вас религия, и беспокоился, как вы на это отреагируете.
Она роется в сумочке в поисках упаковки бумажных носовых платков и утирает слезы.
– Конечно, наша религия не одобряет подобного стиля жизни, но я никогда не верила, что люди сознательно выбирают такую жизнь. Возможно… если бы я раньше забрала Блейка у Митци…
– Я уверен, что дело совсем не в этом. Думаю, он уже таким родился.