До февраля

Затруднений и не было – как и соседнего дома. Соседних домов – не существовало. Торговый центр и его пристройки с тем же адресом – д. 1 стр. 2, д. 1 стр. 3 и так далее, – занимали почти весь квартал. Жилые дома по Кузнецкой вместе с еще парой улочек, если верить Яндексу, были давно снесены именно что ради строительства «Мимозы».

Руслан на всякий случай обошел комплекс ТЦ по периметру, убедился, что ни в какой пазухе не притаился небольшой домик, избушка или хотя бы сарайчик под номером 3, и люто обматерил отдел миграции, не аннулирующий прописки в снесенных домах, а заодно себя, так и не научившегося как следует изучать карты перед выходом.

Может, и хорошо, что ни Андрей, ни Матвиевский с Рыбаковым не отозвались и не приехали. Потом годами бы эту лажу припоминали.

ТЦ исходил светом, теплом и музыкальным шумом. Руслан постоял рядом, изучая сперва листок с адресами и пояснениями, потом карту, потом опять листок, – и решительно, пока ноги сами не понесли в безмозглый нерабочий уют, двинул прочь от света, тепла и шума. В сторону Урицкого.

Длиннющая плохо освещенная улица, наполовину закрытая заборами и слепыми стенами складов, с доисторических времен считалась полумертвой окраиной Сарасовска. Строительство ТЦ, двух коттеджных поселков и попытки впихнуть в склады причудливые магазины, развлекательные центры и эвент-пространства мало что изменили. Жилье на Урицкого было непопулярным, жизнь – неспокойной, а жилконторы несчастными. На Урицкого были прописаны Колесниченко В.В. и Иванов С.Н. По данным МФЦ, обе квартиры копили долги за коммуналку с середины десятых годов, а летом прошлого года владельцы или арендаторы, будто опомнившись, разом погасили набежавшие сотни тысяч и дальше рассчитывались аккуратно. Поворот был для местных условий нетрадиционным, а с учетом обстоятельств – красноречивым.

Дом, в котором был прописан Колесниченко, стоял через дорогу от «Мимозы». Хрущевка выглядела постарее и поутомленнее той, в которой жил Руслан, окон светилось хорошо если треть. Постаревшие жильцы уже легли, вымершие лежали в другом месте, наследники и студенты предпочитали совсем иные места, ну или прибегали домой совсем в ночи. А может, и не прибегал сюда никто: район далекий, округа нехорошая. Окна, что характерно, в большинстве разболтанные деревянные, стеклопакетов на весь фасад штук пять. Естественно, ни одного кондиционера – только на глухом торце трогательным оглохшим ухом торчала спутниковая тарелка, скорее всего, утратившая смысл лет двадцать назад.

На этом фоне особенно выделялись три окна на втором этаже: они были ярко освещены, занавески отдернуты, из приоткрытой форточки доносилась восточная музыка, кажется, таджикская или узбекская, на стенах можно было разглядеть соответствующие ковры, на фоне которых сновали туда-сюда фигуры числом заметно больше одной.

Штош, подумал Руслан и захромал к квартире.

Как он и предполагал, сразу после звонка музыка резко смолкла, – надо думать, и свет погас, – но к двери никто не подходил. Время теряю, подумал Руслан, и позвонил снова, крикнув:

– Полиция, пошустрей давайте.

Дверь поспешно защелкала замками и открылась. На Руслана испуганно смотрел невысокий мужик среднеазиатской внешности. Формально он соответствовал описанию подозреваемого, но на Сугалова не походил совершенно – да и вообще всё с ним было понятно.

Руслан показал удостоверение, вошел без спросу, – мужик торопливо отступил, вцепившись в лампасы треников, – и спросил:

– Давно здесь живете?

– Да, второй год, по договору, и разрешения есть, всё есть, – протараторил без акцента мужик и принялся нашаривать паспорт на тумбе под вешалкой.

Из комнаты выглянула щекастая девочка с косичками, отмахнулась от кого-то. Пацаненок помельче с щеками побольше выскочил в прихожую, сурово глянул на Руслана и попробовал впихнуть девочку в комнату методом бульдозера. Следом в прихожую вышла тонкая женщина в хиджабе, тихо поздоровалась с Русланом, унесла детей в комнату подальше и закрыла дверь.

– Договор с кем заключали, с Колесниченко? – спросил Руслан, без интереса проглядывая паспорт Батыржона Бекбаева.

– Нет, с Верой Николаевной, вот, – сказал Бекбаев, протягивая листочки чуть подрагивающей рукой.

Что ж вы боитесь-то всего, хотел спросить Руслан, но не стал, потому что знал, чего именно они боятся, и почему правильно делают, что боятся. Изучил и сфотографировал на всякий случай реквизиты нигде до этого не мелькавшей Веры Николаевны Галушко, пожелал удачи и ушел, не объяснив цели визита. Да его, конечно, никто и не спрашивал.

До хрущобы Иванова пришлось хромать пятнадцать минут, причем холод, сумрак и общий неуют неумолимо сгущались – ну, или Руслан просто устал. Нужный дом ничем не отличался от соседних, темно-серых в светло-серой клетке швов между панелями, и так же пуст был двор: древний «москвич» и убитый «жигуленок» второй модели таили наполеоновское отчаяние под сугробом, и по дальней кромке лысоватого неосвещенного скверика бабка выгуливала мелкую псину.